Я поднял своего старого скакуна на дыбы, и когда я приподнялся в стременах, чтобы облегчить его, он скакнул вперед, и я оказался между драгунами. Пока я был в воздухе, мой меч взлетел вверх. Я опустил его на шею лошади, стоявшей справа от меня, и меч прошел сквозь плоть, кости и сухожилия так чисто, что голова упала и на мгновение повисла на уздечке. Затем лошадь и всадник рухнули и вместе покатились по земле.
Пока мой меч еще двигался вниз, на мое левое плечо пришелся размашистый удар, и, несмотря на всю свою силу, я пошатнулся. Затем удар клинка острием пришелся мне в бок. Но оба раза хорошая кольчуга выдержала, и согнувшиеся клинки не причинили вреда. Я ударил драгуна слева от меня рукояткой пистолета и когда его подбородок взлетел вверх, я воткнул под него острие своего меча так, что он вышел из затылка на добрую пядь длины.
Я выдернул меч как раз вовремя, чтобы нанести удар назад противнику, который делал выпад в бок моего коня. Когда он отводил руку, я попал мечом между локтем и запястьем, и его сабля вместе с предплечьем упала в грязь. Затем меч еще раз сверкнул перед его лицом, и когда мы переехали его, под его шлемом было лишь большое красное кровавое пятно.
— Добивай, Валдар! Они отступают. Сейчас они получат, как следует!
Я оглянулся и увидел рядом Марка. Я ответил резким ударом, от которого каска еще одного драгуна покатилась под ноги нашим лошадям вместе с головой. За моей спиной снова раздались радостные возгласы, французская шеренга все прогибалась и, наконец, оборвалась, и когда пространство перед нами расчистилась, мы помчались бешеным славным галопом вниз по склону, вверх по следующему и в гущу орудий, которые причинили нам такое опустошение. Артиллеристы бежали с криками ужаса, только чтобы быть зарубленными или растоптанными. Затем мы перерезали постромки и перебили тягловых лошадей, и когда эта короткая смертельная атака закончилась, Франция стала беднее на два орла[47], две тысячи пленных и семьдесят четыре орудия — цена, которую Наполеон заплатил за то, что послал восемнадцать тысяч французов против примерно пяти тысяч конных и пеших англичан.
Пока мы отбрасывали эту первую атаку, драгуны Сомерсета вели славную битву с французскими кирасирами, которые проскакали через немцев, удерживавших Ла-Э-Сент. Драгуны сбросили французов в латах вниз по склону и загнали их обратно в свои ряды.
Между тем Угумон все еще был вулканом пылающих руин и разрывающихся снарядов, окруженный огнем многочисленных колонн, которые были брошены против него, но были откинуты назад, разбитые и пристыженные, теми немногими отважными английскими воинами, которые сражались за рушащимися стенами. И все это время под пронзительную мешанину лязга стали, криков команд, визга и воплей ярости и агонии над полем перекатывался низкий звук постоянно грохочущих орудий, а над всем этим густым, сернистым облаком боя висело темное, хмурое небо.
Так шли часы, а битва гигантов продолжалась. Два величайших полководца и две величайшие нации в мире мерялись мечами, и вопрос был не из тех, которые легко решить. Когда мы возвращались, пробиваясь сквозь колонну, которая была брошена нам наперерез, я увидел сквозь разрывы в дыму кирасиров французской гвардии, которые стремительными, сменяющими друг друга волнами сверкающей стали и яростной отваги поднимались по склонам, за которыми, как я знал, располагались каре британского центра.
Потом, как вы знаете, Наполеон предпринял последнюю попытку вырвать победу из поражения. На склоне у трактира «Бель-Альянс» я увидел две огромные колонны пехоты Старой гвардии. Справа от них была видна неподвижная фигура на белом коне. Это был Наполеон, и он собирался лично направить последний удар по тем упрямым британским каре, которые лежали между ним и господством над Европой.
Я знал, что скоро у нас будет больше работы, и повел свой отряд вокруг возвышенности посредине между двумя армиями и остановил их там, укрывшись, насколько это было возможно, от французской артиллерийской бури, которая непрерывно свистела и визжала над нашими головами, когда мы стали, спешившись, рядом с лошадьми, готовые по первому слову вскочить в седло.
Мы смотрели, как кирасиры пересекают гребень. Британские пушки громыхнули один раз и замолчали, а закованные в сталь всадники продолжали двигаться дальше. Затем из-за холма донесся глухой, непрерывный грохот ружейной стрельбы, и кирасиры откатились от огороженных штыками непроходимых квадратов. Снова и снова они нападали, и снова и снова откатывались назад. Пять раз они бросались в атаку и пять раз отступали. Тогда я решил, что наше время, несомненно, пришло.