Она умолкла и, когда неземной хор, приветствовавший нас, снова зазвучал, как бы пропевая «Аминь» ее клятве, опустилась на колени перед алтарем и, закрыв лицо руками, стояла на коленях, бледная и неподвижная, самая милая и величественная фигура во всей этой торжественной сцене.
Глава 12. И снова лук и меч
Я должен пропустить события трех месяцев, последовавших за принесением нашей совместной клятвы перед алтарем Исиды в храме Птаха, потому что почти все это время я провел в храме под присмотром Амемфиса и его братьев-жрецов, которые обучили меня всему, что было необходимо для исполнения той роли, которую я взял на себя.
Но больше всего я узнал из уст и глаз самой Клеопатры. Она, по годам еще девушка, была сердцем, душой и мозгом восстания, назревавшего против придворной партии в Александрии, которая, когда Клеопатра отказалась подчиниться воле Птолемея и приказам римского сената, даровала мнимую власть ее брату-подростку Дионисию и сестре Арсиное.
Ее беспокойная энергия казалась бесконечной, она не уставала ни телом, ни душой. Только что она была на сирийском берегу Нила в Пелусии, где ее приверженцы разбивали лагерь; вот она в Газе на сирийском побережье тайно принимает послов из многих стран Азии, которые, как и Египет, стонут под римским игом; а вот она уже в самой Александрии закутанная и переодетая посещает дома тех, кто замышляет восстание, которое должно положить конец власти евнуха Потина, которого Птолемей оставил опекуном и наставником своих детей, и командующего наемными войсками Ахиллы, и передать город в ее руки.
В промежутках она путешествовала со мной и Амемфисом вверх по Нилу на скромной галере. Мы посетили Саис и Мемфис, Гизу, Фивы и Карнак и многие другие древние города, которые даже тогда, две тысячи лет назад, были окружены дикими развалинами, поседевшими по прошествии бесчисленных лет.
Именно в эти долгие, прекрасные ночи, плывя по широкой, гладкой груди древнего Нила, среди тусклого блеска остатков былого величия Египта, я узнал из уст Клеопатры музыку греческого и грубую силу римского языка, а из ее глаз — тот роковой урок добровольного подчинения, которое приписывали каждому мужчине, которому было суждено заглянуть в них.
Размягченный воспоминаниями о прошлом, живым воплощением которого она была, я не думал о сопротивлении роковым чарам, которые она плела вокруг меня. Для меня она была судьбой, воплощенной в самой прекрасной форме, которую когда-либо видели человеческие глаза. Там, где останавливался ее взгляд, для меня был день; там, откуда она его отводила, была ночь; и когда настало время действовать, а это случилось, когда моей новой жизни едва исполнилось двенадцать недель, я был влюбленным в нее рабом, готовым исполнять любые ее приказы, неважно, во имя добра или зла.
Вы читали, как великий Помпей, побежденный беглец с роковой Фарсалийской равнины, прибыл на одной высокой римской галере в Александрию, чтобы укрыться от победоносного Цезаря, и как Потин, подлый Феодот и лже-Ахиллес[13] отплыли в лодке от плоского берега у храма Амона, чтобы доставить его на сушу, и как на мелководье Ахилла заколол его на глазах его величественной жены Корнелии, которая металась по палубе галеры, причитая и заламывая руки.
Именно это гнусное убийство и привело дело к развязке. Ахилла повел свои войска в Пелусий, а я, Амемфис и другие вожди нашей партии были в Газе вместе с Клеопатрой, когда сирийская галера, находившаяся у нас на службе, принесла это известие. Именно теперь, если вообще когда-либо, пришло время нанести решающий удар, который рассеял бы силы узурпаторов и поднял Египет на последнюю битву за независимость.
Промедление было бы фатальным, так как гонцы с севера уже доставили весть о том, что галеры победоносного Цезаря направляются в Александрию, а мы знали, что, как только великий Юлий и его непобедимые ветераны появятся в Александрии, ужас перед его всемогущим именем сделает больше на поле боя, чем сто легионов, и восстание будет подавлено прежде, чем будет обнажен меч.
В Газе у нас был флот из пятидесяти галер, и помимо трех тысяч человек на их борту у нас было две тысячи человек в лагере к востоку от Пелусия, и не требовалось большого умения, чтобы предвидеть, что Ахилла направит свою первую атаку против них. Здесь он должен быть встречен и сокрушен, Пелусий должен быть взят штурмом, и тогда будет открыта дорога в Александрию караванным путем через пустыню.