Из сказанного видно, что с нашей сотней галер на море, четырьмя тысячами вооруженных солдат и со всеми теми тысячами, которые мы ожидали поднять по всему Египту, чтобы сплотиться под победным знаменем царицы, нам было бы нетрудно запереть великого Цезаря с его небольшим войском в Лохии и заморить его голодом в плотной осаде, прежде чем остальная римская армия смогла бы добраться к нему из Фарсалы.
В ваших учебниках истории ничего не говорится о нашей морской победе и взятии Пелусия, и довольно мало о деяниях Цезаря в Александрии, но они рассказывают, что этот результат был почти достигнут даже наемниками под командованием Потина и Феодота. Они продержали его взаперти шесть месяцев, и даже его высочайшего военного гения едва хватило, чтобы спасти свою армию от уничтожения, а его самого от смерти. Если бы мы двинулись на Александрию в полном составе, как должны были бы сделать, если бы не тот акт, о котором я сейчас расскажу (акт предательства и отступничества, столь непостижимый, что сам по себе был чудом), Египет был бы спасен, а покоритель мира побежден.
В тот вечер, примерно за полчаса до того, как новость о появлении Цезаря дошла до нас, Клеопатра удалилась отдохнуть во дворец правителя, который был приготовлен для нее, и я отправил ей эту весть через ее служанку гречанку Ирас. Как впоследствии рассказал Амемфис, эта гречанка всегда ненавидела и презирала Египет и считала египтян достойными быть лишь рабами своих греческих и римских господ. На следующее утро они с Клеопатрой исчезли, как и сирийская галера, доставившая весть в Пелусий.
Нет нужды рассказывать вам то, что к нашему стыду и ярости мы узнали вскоре. Вы знаете, как она отправилась в Александрию; как египтянин Стратон принес ее на плече ночью во дворец Цезаря, завернутую в сирийский ковер, словно тюк с товаром, и положил на его ложе; как суровый воин пятидесяти четырех лет, закаленный в битвах владыка Рима и величайший полководец, которого когда-либо видел мир, поддался изощренным чарам и всемогущей красоте девушки девятнадцати лет; как она продала себя и Египет ради благосклонности и покровительства Цезаря и таким образом нарушила клятву, которую дала Исиде в храме Птаха.
Но в то роковое утро мы ничего об этом не знали. Мы знали только, что она ушла, что наша царица, идол армии и флота бросила нас или была украдена, что, по правде говоря, было практически невозможно; что наша победа была уничтожена одним ударом, и что в будущем, которое казалось таким многообещающим, теперь для нас не было ничего, кроме недоумения и неопределенности. Было безнадежно пытаться сохранить дурную весть в тайне, так как новость о ее побеге уже распространилась, и по флоту и лагерю ходили всевозможные слухи.
Весь этот день мы потратили на ремонт повреждений, полученных нашим флотом и захваченными галерами, и на подготовку войск к походу на Александрию, ибо, Цезарь или не Цезарь, я решил предпринять комбинированную морскую и сухопутную атаку, если люди и корабли пойдут за мной. Но ближе к вечеру в каюту «Ибиса» вошел Амемфис и, не отвечая на приветствие, встал, качая головой, ломая руки и бессмысленно глядя на меня; из его глаз по морщинистым щекам обильно текли слезы.
— Что случилось, Амемфис? Что с ней? — вскричал я. — Если ты принес новости, то плохие, как я вижу, так что не говори мне, что это о царице!
— О царице… о царице! — воскликнул он, внезапно раскинув руки. — Нет, не о царице, ибо, клянусь славой Исиды, в Египте больше нет царицы и никогда не будет, пока ее имя не будет забыто. О, горе мне! Что я наделал! Это мой грех, и вот как она отплатила за него! Я, жрец Египта и главный служитель Амона-Ра, был искушен колдовством ее блестящего ума, я открыл ей тайны запретные для всех, кроме тех, в чьих жилах течет кровь жрецов или древнего царского рода Египта. Я пытался посадить на трон Менеса ту, чьи вены осквернены македонской кровью. Я думал предать ей Египет, а она предала и меня, и Египет. И все же боги знают, что мои помыслы были чисты и что я сделал это ради блага.
— Но что она сделала, Амемфис? Что это за предательство, о котором ты плачешь? Что же такое совершила Клеопатра?
— Терай из Армена, мое чудо и моя надежда, — произнес он, обхватив мою правую руку обеими холодными и дрожащими руками. — Известие, пришедшее ко мне, будет столь же печально для тебя, как и для меня. Ты смотрел с любовью в ее роковые глаза и мечтал вместе со мной о троне, который вы должны были разделить с ней. А теперь — увы, конец светлым надеждам вчерашнего дня! Ты должен узнать, что прошлой ночью, следуя, я не сомневаюсь, злым советам своей лживой греческой служанки, она тайно отправилась в Александрию и позволила египетскому предателю отнести себя во дворец Цезаря.