— Египтяне! — рассмеялся он в ответ. — Да из какого века ты пробудился, что говоришь о египтянах? Разве ты не знаешь, что мусульманин Саладин сейчас владыка Египта и что вон те галеры полны лучших моряков и воинов восточного мира?
— А чем полна твоя славная северная ладья? — спросил я, гадая, кто такой Саладин и каковы теперь воины-мусульмане позднего времени. — Сколько у тебя на борту людей, способных владеть топором и мечом?
— Сто двадцать, — опрометчиво ответил он. — Но для чего ты спрашиваешь и по какому праву?
— Давай поговорим о праве, когда бой закончится, друг, — сказал я, сдергивая с плеч льняную накидку и вытаскивая из ножен большой клинок. — Посмотри вон туда, — продолжал я, указывая им за нос корабля. — Вот открытое море. Через час вы будете там. В поле зрения нет других боевых галер, поэтому, мне кажется, что это не устье Александрии, иначе, по правде говоря, ты наткнулся бы на осиное гнездо. Возьми шесть десятков человек и прикажи остальным шестидесяти следовать за мной, а когда те две галеры подойдут к нам, ты возьмешь одну, а я другую, и посмотрим, кто из нас первым очистит свою палубу.
Люди вокруг нас приветствовали мои слова криками, потому что это было именно то предложение, которое соответствовало горячей крови, кипевшей в их жилах, и когда Ивар услышал их крики, он вытянул правую руку и сказал:
— По рукам и, клянусь красотой Лилии Бренды, нашей морской королевы…
— Стой! — воскликнул я, схватив его за руку так крепко, что, несмотря на его суровость и стойкость, он вздрогнул. — Бренда! Кто это? Где и когда я слышал ее имя раньше? Нет, нет, это было в забытые века. Продолжай, добрый Ивар, продолжай! Мне привиделось.
— Привиделось или нет, — его глаза загорелись, он вырвался из моей хватки, подошел ко мне вплотную, положил руки мне на плечи и заглянул в лицо, — носил ли ты когда-нибудь имя Валдар, или видел во сне, что носил? Ибо, клянусь Одином, ты больше всех похож на то, что мы слышали о нем там, в Норвегии, чем любой другой сын женщины. Говори, и если ты — это он, то тебе не нужно будет дважды приказывать мне повернуть корабль и послать его назад, даже если бы за нами гналась не две галеры, а сотня.
Какое-то мгновение я стоял молча, сбитый с толку вопросом, потому что это имя, как и сладко звучащее имя Бренды, хотя и пробудило неясные, удивительные воспоминания, заставило сердце биться сильнее, а кровь течь быстрее, все же ничего не сказало о тех жизнях, которые я прожил на земле. Однако, хотя и неясные, эти воспоминания были не менее реальными и навязчивыми, чем воспоминания об Армене и Ашшуре, о Египте и Аравии. Я не мог уверенно ответить «да», и все же я чувствовал, что сказать «нет» было бы ложью, поэтому, за неимением прямого ответа, я произнес:
— Может быть, в каком-то веке я забыл, что носил такое имя, и в том веке имя твоей госпожи было мне так же знакомо, как и мое собственное. Но скажи, в свою очередь, слышал ли ты когда-нибудь в своей северной стране о таком, как я, пришедшем с юга на кораблях, заполненных такими же храбрыми морскими псами, как твои, о том, кого звали тогда Терай и чьим помощником был некий гот Хато, в те дни, когда Цезарь был владыкой Рима и повелителем мира?
— Да, — ответил он, его глаза опустились, а теплый румянец исчез с щек, — у нас есть такая сага, и я часто слышал, как скальды поют ее на святках.
— Тогда, — сказал я, — поскольку времени для разговоров становится все меньше, ты можешь пока называть меня Валдаром, и я поведу одну половину твоих людей, а ты — другую, и когда бой закончится, у нас будет свободное время, чтобы поговорить еще об этих вещах. А теперь дай мне шлем, который мне подойдет, и самый тяжелый боевой топор на корабле, и прикажи гребцам замедлить весла, потому что берега реки уходят в стороны, а мы близки к морю.
— Да будет так, Валдар, и если ты достоин своего имени, то, по крайней мере, присоединишься к нашей флотилии с победой, хотя я отправлюсь в Валгаллу раньше тебя. Если нет…
— Если нет, — повторил я за ним, — можешь содрать шкуру или то, что от нее останется, с меня живого или мертвого, и сделать из нее ботинки для лучших людей. А теперь приступим к делу, друг, а поговорим потом.