Вальди
Исландцы – люди поистине необыкновенные, и, хоть моя жена робка и мила, как и подобает хорошей служанке, я никогда не забываю, что в ее жилах течет кровь гордого и независимого народа.
В 1814 году, в связи с народными волнениями в Норвегии после разгрома армии Наполеона, Датская корона возложила на меня обязанности провести перепись северной части исландского населения и убедиться в том, что местные все еще следуют христианским обычаям, проводят повсеместно обряды крещения и конфирмации* (обряд сознательного исповедования веры, обычно среди подростков) и не вернулись обратно к язычеству, что уже не раз было засвидетельствовано в истории. Работа моя в некотором смысле была неблагодарной, но в своем роде подразумевала и общение с людьми, и, вскоре покинув Рейкьявик* (столица Исландии), я в предвкушении отправился вглубь дикой неизведанной страны. Нисколько не обремененный своей миссией, я не спеша следовал по прочерченному пути к северному побережью, благо в дороге Исландия радовала меня непревзойденными видами зеркальных гор, льдистых водопадов и раскинувшихся вдоль берега моря живописных песочных зандр* (песочник - пологая волнистая равнина на берегу моря, сложена слоистыми остатками ледниковых вод).
Переждав зиму в долине Ватнсдалур, показавшейся мне крайне гостеприимной, я двинулся на северо-запад и до фермы Иллугастадир добрался уже в марте. Ветер на морском берегу бушевал еще яростнее, чем в глубине континента, и вдалеке на горизонте белели огромные ледники – вечные стражи зимы, пускающиеся в плавание с наступлением тепла.
Я спешился у покосившегося дома, в котором жила семья Йоуханна Дагюрсона. Конь мой так устал после дороги, что его шкура, покрытая потом и пеной, блестела на скудном солнце, и привязывать его не было нужды. Приметив, что крыша из дерна явно пострадала после долгих снежных месяцев, я храбро шагнул внутрь, когда хозяйка поприветствовала меня, готовый вдыхать пыль и грязь, без которых не обходилось в старых исландских землянках.
У Анны и Йоуханна не было собственных детей – как я узнал позже, девчушка, снявшая с меня ботинки в бадстове* (обогреваемая спальная комната в исландском доме), была сиротой, и Йоуханн взял ее в дом служанкой только два года назад, когда ей исполнилось всего одиннадцать. Вальди была несносным ребенком, как уже успела пожаловаться мне Анна, стоило девочке выйти из комнаты. Йоуханн отличался добрым нравом, и пристало же ему пожалеть этого маленького дьяволенка, которого он привел домой, вернувшись из долины без прилежной работницы и с еще одним лишним ртом.
Всего на ферме проживало пятеро людей, включая двоих других служанок: пожилую Хельгу и голубоглазую Ильву, которая тут же поспешила накормить меня уже приевшимся скиром* (традиционный исландский молочный продукт) и жареной рыбой, и весь последующий день глаз не сводила. Мужчину в помощники Йоуханн и Анна себе позволить не могли, и потому всю тяжелую работу женщины выполняли вместе с главой семьи. Жилось на берегу моря, в отдалении от соседей, тяжко, даже несмотря на обилие рыбы в здешних водах, - что толку, когда на ее продажу только в летние месяцы уходило несколько недель. Поэтому служанкам вынуждены были платить едой и довольствоваться скудным пропитанием, и лишь изредка баловать себя жарким из баранины, купленным в долине. Впервые мне, уважаемому гостю, не предложили кофе, которого здесь попросту не держали, и так я вынужден был отказаться от последнего блага, что напоминало мне о жизни в городе.
В первый же день, когда я открыл записи и принялся задавать вопросы, начав с самой младшей, Вальди с важным видом заявила, что ее именуют Вальди Джонсдоуттир* (в Исландии до сих пор не носят фамилии, только отчества), хотя никто никогда не знал, кем был ее отец, и, собственно, в глаза не видел никакого Джона, ровно, как и ее мать. Девочка отказывалась следовать моему разговору, кичась и приплясывая на месте. Только что она вещала о том, что от ее имени веет смертью, интересуясь, ясно ли это было простому датчанину при первом упоминании, и вот уже спрашивала, видел ли я когда-нибудь китов, игнорируя самые простые мои вопросы. Лишь, когда я поинтересовался, куда она дела свой крестик, Вальди склонила голову, и в ее черных глазах тут же сверкнули озорные искорки. Взмахнув рукой, словно над ее головой все еще ширилось ясное синее небо, она гордо произнесла:
- Отдала птицам.
Я прищурился и грозно посмотрел на нее тогда, ничего не сказав. На что девчушка лишь рассмеялась.
- Вороны – мои братья и сестры.
И верно. Смотря на ее растрепанные смольные волосы, столь редкие среди белоснежных кос привычных мне исландских девушек, я не мог не упустить сходство. С первого взгляда можно было с уверенностью сказать, что девочка не является родней Анны и Йоуханна, да и большинства всех здешних людей, которых мне удалось повидать. Прыткая и любознательная, она казалась в полумраке единственной горящей свечи в бадстове выпрыгнувшим из гнезда вороненком, смотрящим на мир вокруг с живым интересом.