— Как здоровье? — спросил Николай.
— Сносно. Письмо от Кати получил?
— Получил. Позавчера. Завтра воскресенье — отвечу.
— Давай, давай. Напиши, что я чувствую себя хорошо. Мне не верит. Будь с ней откровенным. Это настоящий человек. Встретишься — узнаешь.
— Думаешь, встретимся?
— Обязательно.
Они подходили к молодому надзирателю. Тот отвернулся: говорите, мол, говорите.
— Общину свою не забросил? — спросил Санин. — Работаешь?
— Начинаю. Книги кое-какие есть, бумаги дали.
— Рад за тебя.
— Вчера виделся с Масловым. Помог один добрый человек. Надзиратель.
— Потише.
— Тебе слышно?
— Очень хорошо.
— А я напугался. Думал, ты оглох. Иду за тобой, окликаю — никак не отзываешься.
— Я забылся.
— Как всегда. Вспоминаю твою рассеянность.
Они подходили ко второму молодому надзирателю.
Этот совсем не смотрел на площадку, стоял к ней спиной, доставал из кармана шинели какие-то крошки и бросал их воробьям, кучкой собравшимся на проталинке.
— Весна, Алёша, — сказал Николай. — Взгляни на крышу. Снег плавится. Блестит, как слюда. Играют выси ледяные с лазурью неба огневой.
— Пушкин?
— Дружище, ты всё такой же. Раз стихи — значит, Пушкин.
— А в тебе всё прогрессирует эстетство? Смотри, добром это не кончится.
— Сухарь.
— Ладно, не лайся. Скажи: как Маслов?
— Подожди, пройдём моржа.
Длинноусый служака встретил Николая угрожающим взглядом. Но Федосеев не дрогнул, не отвёл взгляда.
— Будете объясняться прокурору, — сказал он, поравнявшись. — Мы так не оставим.
— Шагай, шагай.
Николай оглянулся,
— Как вы сказали?
— Шагайте.
— То-то же.
— Не связывайся, — сказал Санин.
— Нет, мы будем их учить. Хватит, потерпели. В одиночку с ними трудно было воевать. Теперь мы должны объединиться. Надо бороться. Не так уж долго нам сидеть, а свобода — это борьба. Давайте готовиться.
— Тише.
— Не бойся, эти не слушают.
— Как Маслов?
— Молодцом. Сдаваться не думает. Много читает. Пишет стихи.
— Тоже мне поэт! Не найдёт, чем заняться? Язык бы какой-нибудь учил.
— Алексей, Анну сестра твоя знала?
— Едва ли. А что?
— Понимаешь, не могу понять, что с ней случилось.
— С кем?
— Да с Анной.
— Сидит, очевидно, в Казани.
— Нет, она в Царицыне.
— В тюрьме?
— Не знаю. Скорее всего под гласным надзором. Ничего не пишет. Может, вышла замуж?
— Не выдумывай. Помнишь, как она металась, когда была на поруках? Донимала казанское начальство, хотела с тобой обвенчаться. Никуда она не денется. Будете вместе. А вообще-то, нам лучше не жениться. С женщинами одна морока. Даже с умными. Разве не Анна нас подвела?
— Что? Что ты сказал? Алексей, чтоб я больше этого не слышал. В чём её вина? Написала товарищу письмо? А мы не писали? А ты из своих подлиповских лесов не писал?
— Я писал вам, надёжным.
— А она кому? Гангардту? Она писала тоже надёжному. Дмитрий Матвеев был в нашем кружке. Проверенный человек. Разве она знала, что его загребут по этому цюрихскому делу?
— Ну хорошо, не будем. Вон твой морж навострил уши.
Они замолчали, и сразу стал слышен глухой топот множества ног, обутых в коты. Вереница, изогнувшись на углу, двигалась в ту сторону, где стоял длинноусый. Служака внезапно повернулся и отошёл от края площадки.
— Видел? — сказал Николай. — Он отступает.
— Поздравляю, — сказал Алексей. — Чертовски хочется посмотреть на тебя.
— И мне тоже.
— Разреши оглянуться.
— Ни в коем случае. На балконе осмотримся.
— Ты стал жестоким.
— Не чувствую и в тебе мягкости.
— Я таким и был.
— Молчим. Он слушает. Поговорим на балконе.
Вскоре прогулка кончилась. Вереница вползла в корпус. На лестнице, когда хвост её подтянулся до середины, Николай почти вплотную приблизился к Санину.
— Мы можем переписываться, — сказал он, — и перестукиваться. Азбуку декабристов знаешь?
— Знаю.
— Стучи соседу — передадут. Вместе нас на прогулку едва ли будут пускать. Сегодня морж ошибся.
На балконе Санин обернулся.
— О брат, — сказал он, — ты стал гораздо старше.
— Мне уже двадцать, — сказал Николай. — А ты почти не изменился.
Они обнялись.
— Эй, вы там! — закричал внизу надзиратель. — Марш по камерам!
11
Итак, ещё с одним удалось свидеться. Посчастливилось. Да, встречи со старыми друзьями — это счастье. Эх, казанцы, сойтись бы сейчас всем вместе! Нет, всем никогда не собраться. Многих уж нет в Казани. Одни сидят, другие успели бежать за границу, третьих правительство загнало в глухие губернии. Так что и не разыскать друг друга. Но кое-кого можно всё-таки найти. Мотовилов, наверно, до сих пор отбывает ссылку в Пензе. Вот бы с кем встретиться! Коротка была дружба с ним, но вся она, как и время, проведённое с Анной, осталась в памяти живее живого.