— Нет уж, дайте чего-нибудь нашего, отечественного, — сказал Мотовилов. — По шкалику смирновской и селёдку с луком.
Хозяйка нырнула под занавеску в кухню и вскоре принесла оттуда продолговатую тарелку с большой астраханской селёдкой, разрезанной, но не разъединённой на кусочки и покрытой кольчиками лука.
— Пожалуйста, молодые люди. — Она наполнила три шкалика и подала их вместе с ломтями хлеба на цветастом подносе. — Милости просим, для вас честь по чести. Приятных гостей приятно и угощать. Мамай! Освободи господам столик. Наклюкался — выходи.
Седой татарин, сидевший неподалёку от стойки, вскинул голову и тут же снова опустил её.
— Мы никому не мешаем, — сказал он.
— Я кому сказала? — прикрикнула хозяйка. — Могу вывести, если сам не в силах. Пинка захотел?
— Не трогайте его, — сказал Николай. — Он не помешает нам.
Старик, когда к нему подсели, медленно обвёл взглядом незнакомцев и печально улыбнулся.
— Ай, какой хороший люди! — сказал он. — Очень хороший. Совсюм молодой. Жалко. — Он закрыл глаза ладонью, всхлипнул, встал и поспешно вышел.
— Неужели босяк? — сказал Мотовилов. — Босяков из татар я ещё не встречал.
— Мамай — это, наверно, кличка, — сказал Николай. — Выходит, и татары начинают обосячиваться. Жуткое время.
— Ничего, тёзка. Время за нас.
— Tamt pis que mieux?
— Что, что?
— Чем хуже, тем лучше?
— Может быть, и так. В некотором смысле. Знаете, я ведь не зря заманил вас сюда. Помнишь, Коля, как мы шли по первому снегу?
— Конечно, помню.
— Было весело и как-то грустно.
— Да, вы тогда сказали, что этой зимой студентам не сдобровать.
— Вот-вот. Я и сейчас это чувствую. На днях что-то произойдёт. Вы тоже чуете. Давайте выпьем за то, чтоб не терять друг друга, где бы кто ни оказался. Идёт?
— Идёт, Николай Александрович.
— Гавриил, мужайся.
У задней стены какой-то карлик, лохматый, очкастый, взобравшись на стол, силился перекрыть многоголосый гвалт.
— Не бойтесь огненного дождя! — кричал он, размахивая широкими рукавами своей неузнаваемо истрёпанной одёжины. — Гомора погибла — Казань не погибнет! У Гоморы не хватило в грехах огня, ей послали с небес. Казань отдаётся пламенно. Значит, священно. Казань скажет своё слово. Скажет! В грехах обретёт истину. Отсюда выйдет настоящий мессия. Наш, земной. Он здесь, он ходит между нами. Кто знает, может, вон тот! — Карлик протянул руку вперёд.
— На тебя показал, тёзка, — сказал Мотовилов.
— Нет, на вас.
— А что, ребята, может быть, среди нас в Казани действительно есть будущий большой человек? Нет, не мессия, конечно, а просто человек, которого история поставит во главе масс. Время начинает закипать. Думаю, затишье скоро кончится. «Народную волю» подавили, но буря впереди — это движение масс. Героям ничего не удалось, а вот когда раскачаются массы — не устоять имперской крепости.
Николай тихонько толкнул Мотовилова локтем.
— Monsieurs, soyons prudents. La maîtresse, a ce qu’il semble, nous tend l’oreille. Peutêtre parlons français?[3]
— Не понимаю, — сказал Мотовилов.
— Предлагает перейти на французский, — сказал Волков.
— Не могу. Кто-нибудь слушает? В таком аду?
Николай кивнул головой в сторону стойки.
— Понимаю, — сказал Мотовилов. — Меняем тему. Вы что, оба владеете французским?
— Он — да, — сказал Волков. — И французским, и немецким. А я так себе. Плохо учусь. У меня только по богослужению пять, а то всё тройки.
Мотовилов расхохотался:
— Значит, тебе, Гавриил, идти бы в священники, — сказал он, едва сдерживая смех.
— Предлагаете в духовную академию?
— Шучу, шучу, конечно. Пожалуй, снимемся?
Они покинули трактир, благополучно миновали полицейских. Поднялись по Рыбнорядской до Грузинской и тут стали прощаться.
— Так не забудем наш уговор, — сказал Мотовилов. — Не теряться, где бы кто ни оказался. Думаю, ещё встретимся в кружке. Ну, а если но встретимся, дело пойдёт у вас и без меня. Смелое беритесь за Маркса. Держитесь за него крепче.
— Нет, мы не расстаёмся, — сказал Николай. — Завтра вы должны сообщить нам новости из Петербурга. Если там выступили студенты, мы тоже не останемся в стороне. И мы должны принять участие.
— Но я-то ведь ваш. Моя работа — ваша работа.
И не один я у вас. Будем действовать.
— Да, скажите Дмитрию Матвееву, что мы на него надеемся.
— А как же? Он тоже ваш. Не подведём. Давайте-ка обнимемся, ребята.
Они расстались, предчувствуя, но ещё не зная, что больше не встретятся.
3
Господа, давайте осторожнее. Хозяйка, кажется, к нам прислушивается. Может быть, перейдём на французский? (Франц.).