— Ну что ж, друзья, — сказал Васильев, — в нашем полку убыло. Не будем горевать. Возобновим трапезу. — Он взял за ручки самовар. — Николай, прошу за мной.
В прихожей на Васильева налетела горничная.
— Опять сами? — прикрикнула она. — Как вам не стыдно? Неужели не могли меня позвать? Давайте.
— Ничего, ничего. голубушка, — сказал он, отстраняясь. — За мной, за мной, Николай!
В кухне Васильев отдал самовар кухарке, попросил долить и вскипятить, повернулся к другу и хлопнул его по плечу.
— Поздравляю с хорошим уловом! Этих можешь считать уже своими. А теперь вот что, милейший. — Васильев вынул из кармана брюк маленький конвертик без марки, — Передали девицы из повивального института, не могли тебя разыскать.
Николай разорвал конверт, достал из него записочку, в ней оказалось всего несколько слов: «Уезжаю в Астрахань, пробуду там все святки, не беспокойся, всё хорошо. Аня».
— Во, расплылся, — сказал Васильев. — Понимаю, что за корреспонденция. — Николай обнял его. — Ну ладно, ладно, не тай. Смотри не променяй дела на чувства. Я ничего не расспрашиваю, идём к ребятам.
Когда они подошли к комнате, в прихожей зазвенел колокольчик. Васильев пожал плечами и открыл входную дверь. Вошёл замызганный мужчина с чёрной короткой бородой.
— Я Сомов, — сказал он. — Николай Елпидифорович у вас?
— Только что вышел, — сказал Васильев. — Увёл его один нижегородец.
— Жалко. Что ж, догонять не буду. — Сомов снял и повесил за пуговичную петлю обшарпанное пальто, засунул в его карман шапчонку, подошёл к Васильеву.
— Вы, должно быть, братец профессора?
— Да, брат. Вы с ним знакомы?
— Не имею нужды. А вас, гимназист, я где-то встречал. Не Федосеев?
— Нет, мы нигде не встречались, — сказал Николай. Он действительно никогда не видел этого человека, хотя знал, что есть в Казани сомовский кружок.
— Чего же вы стоите? — сказал Сомов. — Приглашайте.
— Пожалуйста. — Васильев открыл дверь.
Сомов вошёл в комнату первым.
— А, у вас тут сборище. — Он потёр красные обветренные руки и принялся ходить взад и вперёд от двери до столика. У него совсем не было шеи. и голова сидела прямо на крутых толстых плечах. — Ну, — сказал он, — понравился вам Каронин? Что молчите? Ещё не поняли его? Толковый писатель. Даровит. Только не дали ему развернуться. Россия. Задохнулся человек.
— Вы в Казани с ним познакомились? — спросил Васильев.
— Хе, в Казани! Нас ссылка свела. Помытарились. Сибирь жестока. Вот барышня напрасно рискует. Замуж надо. Рожайте, растите крепких мужчин. Вот ваше дело.
— Я, кажется, с вами не советуюсь, — вспыхнув, сказала Соня, — не спрашиваю, как мне жить.
— Ну вот, сразу в обиду. — Сомов смолк, задумался, и в его некрасивом лице, только что казавшемся отталкивающе наглым, Николай уловил что-то садняще жалкое.
Горничная принесла самовар.
— Чайку, может, выпьете? — сказал Васильев.
Сомов тряхнул головой и подошёл к столику.
— Могу, могу. Это могу.
Хозяин наполнил чашку, подал Сомову, тот принял её в левую руку, а правой захватил в вазе две сдобные подковки и опять стал сновать между столиком и дверью. Так на ходу он и ел, изредка отхлёбывая из чашки.
Было ясно, что разговора при Сомове не получится. Гости собрались уходить, и хозяин не стал их удерживать.
— Я тоже пройдусь с вами, — сказал он.
— Надолго? — спросил Сомов.
— Да с часок поброжу.
— Ну ладно, идите, а я поем да прилягу вот отдохнуть на кушетке.
Васильев позвал горничную.
— У меня тут человек остаётся, — сказал он ей. — Пусть отдохнёт. Вам больше ничего не надо, господин Сомов?
— Да не мешало бы чего-нибудь мясного.
— Пойди, голубушка, спроси у кухарки, что там есть.
Васильев оделся и вышел с гостями на улицу.
— Вот он какой, Сомов, — сказал Ягодкин. — Такой нигде не пропадёт. Не стесняется.
— Братцы, он заслужил, чтоб мы пригрели его и накормили, — сказал Васильев.
— Да, заслужил, конечно, — согласился Николай.
— Жалею, что надерзила ему, — сказала Соня.
— Ну, расчувствовались, — усмехнулся Санин.