— Что вам, братцы?
— Плясовую.
Гурий улыбнулся, подмигнул кому-то и с маху, без разгона, ударил «барыню». И сразу все расступились, а на круг вылетела курсистка Поля, народница, недавно вступившая в марксистский кружок. Она вскинула руки и понеслась, понеслась, развевая юбку. Плясала она отчаянно, с лихим пристуком, и Николаю казалось, что она и здесь отстаивает самобытность деревни, как отстаивала её когда-то в горячем споре на квартире Васильева. Подлетев к одному из философов, невольно засмотревшемуся на её мелькающие красные сафьяновые сапожки, она изогнулась перед ним, избоченилась и зовуще протянула к нему руки, и тот не выдержал, прыгнул в круг и пошёл откалывать трепака, и задрожала вся комната, а замигала висевшая под потолком бельгийская лампа, и Плетнёв, откинув, как скачущая пристяжка, голову в сторону, ещё яростнее принялся терзать свою гармошку, и эта старенькая двухрядка залилась бешеными звуками, и Николаю захотелось тоже броситься в круг, и он пожалел, что не научился плясать.
Гармошка, точно захлебнувшись, внезапно смолкла. Плетнёв поднялся, поставил её на стул и подошёл к Николаю, уже будничный, даже жалкий в своей обтрёпанной одежонке. Трудно было поверить, что он может так играть, что в это тщедушное тело вложено столько неистового веселья.
— Сильный ты человек, — сказал Николай. — Вот и в «Крестах» посидел, а не сдал.
— Нет, братец, — сказал Гурий, — «Кресты»-то здорово меня надломили. Жуткая тюрьма. Новая, образцовая. Не советую туда попадать.
— Посмотри вон на того парня, — показал Николай. — Вон, за стойкой.
— Ну, вижу, а что?
— Кого он тебе напоминает?
— Чёрт, какое сходство! Настоящий Алёша Пешков. А что, Алексей вполне мог быть сейчас здесь. Дёрен ков послал бы его сюда с корзиной. С брошюрками под сдобой.
— Он ведь не только разносил брошюры. Оказывается, слушал лекции Бутлерова в университете.
— Знаешь, моя почта, вероятно, блокируется. Не может быть, чтоб Алёша не прислал мне ни одного письма. В прошлом году, когда печатали ваши листовки, мы здорово с ним сдружились.
— Как же ты отпустил его?
— Недосмотрел. Подвернулся этот кудрявый Ромась и утащил его в деревню просвещать мужиков. Тут меня вскоре заарестовали, а то бы можно разыскать.
— Потеряли такого парня.
— Не беспокойся, он не потеряется. Когда-нибудь зашумят о нём.
— Говорят, работает на дороге. Под Царицыном. Ведёт кружок.
— Братец, ты плохо осведомлён. Почаще надо обращаться к Плетневу. Плетнёв всегда даст свеженькую справочку. Пешков уже в Нижнем.
— Да что ты говоришь!
— Да, на днях приехал. В Москве побывал. Заходил к Толстому, да не застал его дома.
— Значит, теперь можно с ним связаться?
— Попробуем.
Кто-то завёл опять аристон. К Николаю подошла Аня и повела его танцевать вальс.
— Тряхни стариной, — сказала она. — Когда-то ведь ты был блестящим танцором.
— Мне неловко в таком костюме, — сказал Николай.
— Ну, сегодня ты выглядишь вполне прилично.
Они спокойно вальсировали в центре круга, никому не мешали, и никто не мешал им.
— Поля-то, Поля! — сказала Аня. — Видел?
— Видел. Прямо искры из-под каблуков. Горячая. И жаждет простора. Не напрасно рвалась в деревню. Но там не стала бы так отплясывать. Там сейчас не пляшут, а стонут. Мгновенно сникла бы. А где её подруга?
— Соня? Здесь. Слушает стихи Надсона. Читает какой-то из духовной академии. В соседней комнате.
— Аня, где бы нам найти дачу?
— Дачу? Ты что это?
— Ну, не дачу, а просто сельскую квартирку. Надо нам забраться на лето в деревню. Будем печатать Энгельса и Каутского. Санин будет переводить, Скворцов — редактировать, а мы с тобой печатать.
Ягодкина возьмём, можно ещё кого-нибудь. Я познакомился с наборщиками, обещают достать шрифт. Нужно надёжное укрытие. У тебя ничего нет на примете?
— Надо подумать. Хочешь на Каспий? К моим родным?
— Нет, надо найти местечко под Казанью.
— Тут у меня нет знакомых… Ой, есть, есть! В Ключищах живёт моя подруга. Земская акушерка. Снимает целый домик да ещё флигелёк.
— Чудесно, Аня, это чудесно!
— Тише.
— Аня, ты съездишь к ней? А?
— Съезжу, съезжу.
— Знаешь, у меня намечается ещё одна большая работа. Я ведь в программной комиссии. Возложили на меня теоретическую часть. В мае должен представить проект. Стал изучать крестьянский вопрос и залез в дебри. Захватила история русской общины. Появились кое-какие мысли. Кажется, стоящие. Ворочаются, не дают покоя. Эх, если бы вышло с этими Ключищами!