И его захватил этот тяжелый труд.
Несколькими уровнями ниже Дома Записей располагались помещения для официальных лиц провинций, посещавших Лабиринт по правительственным делам. Там Валентайну выделили скромную квартиру, где и оставили его на последующие несколько дней.
Сдвинуться с этой точки, казалось, не было никакой возможности. Как Коронованный он, конечно, имел право требовать немедленного допуска к Понтифику, но он не Коронованный в настоящем смысле этого слова, и такое требование, вероятно, вообще лишило бы его возможности действовать.
Порывшись в памяти, он вспомнил имена первых министров Понтифика. Если с тех пор ничего не изменилось, у Понтифика было пять близких к нему полномочных официальных лиц: Горнкейст, главный спикер, Делифон, личный секретарь, Шинаам, Нейрог, министр внешней торговли, Спилтрейв, министр по делам науки и личный врач Понтифика, Нарамир, толковательница, снов, которая, как говорили, была влиятельнее всех остальных, советница, выбравшая в Коронованные Вориакса, а затем Валентайна.
Добраться до любого из этих пятерых было также трудно, как и до самого Понтифика. Они, как и Тиверас, сокрылись в глубинах, далекие, недоступные.
Обруч, который дала ему мать, был не всесилен, Валентайн не мог установить контакт с незнакомым мозгом на неизвестном расстоянии.
Он скоро узнал, что два младших, но все-таки значительных чиновника служили сторожами на центральных уровнях Лабиринта. Это были имперские мажордомы Дондак Саямир, су-сухерис, и Джитаморн Сол, человек.
— Но, — сказал Слит, поговоривший с управляющим домом для гостей, — эти двое уже год, как поссорились и почти не общаются. А тебе, чтобы попасть к министрам, надо согласие обоих.
Карабелла недовольно фыркнула.
— Мы всю жизнь в этой пыли профукаем! Валентайн, зачем мы вообще связались с Лабиринтом? Может уйдем отсюда и отправимся прямо в Замок на Горе?
— Точно — моя идея, — сказал Слит.
Валентайн покачал головой.
— Главное — поддержка Понтифика. Так сказала Леди, и я с ней согласен.
— Для чего — главное? — спросил Слит. — Понтифик спит под землей и ничего не хочет знать. Он, что, даст тебе армию? Да и вообще существует ли он?
— У Понтифика армия служащих чиновников, — мягко сказал Делиамбер. — Для нас они были бы исключительно полезны. Они не воины, но управляют равновесием власти в нашем мире.
Слита это не убедило.
— А по-моему, надо поднять знамя горящей звезды и пойти под звуки труб и барабанный бой через Альханроель, объявляя себя Коронованным и рассказывая всему миру о плутнях Доминина Баржазида. В каждом городе на пути поддержку народа ты завоюешь своей теплотой и искренностью, и может быть, немножко, благодаря обручу Леди. И с поддержкой пока будешь двигаться к Замку на Горе, десять миллионов пойдут за тобой, и тогда Баржазид сдастся без боя.
— Перспектива приятная, — сказал Валентайн, — но я думаю, пусть сначала, прежде чем мы бросим открытый вызов, за нас поработает содействие Понтифика. Я повидаюсь с двумя мажордомами.
В этот же день его проводили в штаб-квартиру Дондак-Саямир, на удивление унылый маленький офис в глубине Лабиринта с крошечными служебными каморками. Валентайн больше часа ожидал в тесном и шумном вестибюле, чтобы его допустили к мажордому.
Он плохо представлял, как обращаться к су-сухерис. Может, одна голова — Дондак, а другая — Саямир? Обращаться к обеим или только к той голове, которая с тобой разговаривает? Может, взгляд с одной головы на другую полагается переводить, пока говоришь?
Дондак Саямир осмотрел Валентайна как бы с высоты своего величия. Пока четыре холодных глаза рассматривали посетителя, в кабинете повисла напряженная тишина.
Су-сухерис был стройным удлиненным существом, безволосым и гладкокожим, трубчатым по форме, с палкой-шеей, поднимавшейся на десять дюймов и имевшей на конце развилку для поддержки двух узких веретенообразных голов. Он держался с видом такого превосходства, словно должность мажордома Понтифика была важнее самого Понтифика.
Валентайн знал, что холодное высокомерие — просто свойство этой расы, су-сухерисы всегда выглядели величественными и надменными.
Наконец левая голова Дондака заговорила:
— Зачем ты пришел сюда?