— Нет. Нет. Второе зрение приходит к нам, когда уходит первое. Моя жизнь почти окончена. Но течение твоей ясно раскрывается передо мной. Ты спасешь нас, сделав то, что считал для себя невозможным. А потом ты скрепишь свое дело, исполнив то, чего желал менее всего. И хотя ты сделаешь невозможное, а потом — нежелаемое, ты будешь знать, что поступил правильно и обрадуешься этому, Понтифик Валентайн. А теперь приступай, Понтифик, и исцели нас.— Ее раздвоенный язык бился с огромной силой и энергией.— Исцели нас, Понтифик Валентайн! исцели нас!
Она повернулась и медленно пошла назад по тому же пути, пренебрегая помощью двух женщин, шедших рядом.
Прошел еще час, прежде чем Валентайну удалось освободиться от последних жителей Престимионской долины… Они толпились вокруг него в трогательной обнадеженности, будто одно лишь излучение, исходящее от Понтифика, трансформирует их жизни и магически вернет в годы, предшествовавшие появлению болезни люсавенды…
В конце концов Карабелла, сославшись от его имени на усталость, удалила всех из зала.
Образ Аксимааны Фрейж продолжал витать в его мыслях на обратном пути в усадьбу Нитиккимала. Сухое шипение ее голоса все еще резонировало в голове: "Ты спасешь нас, сделав то, что считал для себя невозможным. А потом ты скрепишь свое дело, исполнив то, чего желал менее всего… Приступай, Понтифик, и исцели нас. Исцели нас, Понтифик Валентайн! Исцели нас!"
Но одновременно в нем звучала музыка водяного короля Маазмоорна. Он был так близок в этот раз к окончательному прорыву и подлинному контакту с немыслимо гигантским животным моря. Теперь… сегодня ночью…
Карабелла некоторое время не засыпала и разговаривала. Эта древняя гайрогская женщина ей тоже не давала покоя, и она почти навязчиво сосредоточивалась на властности слов Аксимааны Фрейж, внутренней неодолимой силе ее невидящих глаз, загадочности ее пророчества. Потом она легко поцеловала Валентайна в губы и зарылась в темноту огромной кровати, на которой они лежали вместе.
Он подождал несколько бесконечных минут. Затем вынул зуб морского дракона.
— Маазмоорн?
Он держал зуб так крепко, что края его глубоко врезались ему в руку. Упорно сосредоточивал он всю силу своего мозга, чтобы перекрыть разрыв в тысячи миль между Престимионской долиной и водой… Где? У полюса? Где, спрятавшись, лежал морской король?
— Маазмоорн?
— Я слышу тебя, земной брат, Валентайн-брат, король-брат!
Наконец-то!
— Ты знаешь, кто я?
— Я знаю тебя. Я знал твоего отца. Я знал многих до тебя.
— Ты говорил с ними?
— Нет. Ты первый. Но я знал их. Ош не знали меня. Но я знал их. Я прожил много кругов вокруг мира, Валентайн-брат. И я наблюдал за всем, что происходило на земле.
— Ты знаешь, что происходит теперь?
— Я знаю.
— Нас уничтожают. И ты участвуешь в этом.
— Нет.
— Ты направляешь пиуриварских мятежников в их войне против нас. Мы знаем это. Они поклоняются вам, как богам, и вы учите их, как погубить нас!
— Нет, брат Валентайн,
—Я знаю, что они поклоняются вам.
—Да, они это делают, поскольку мы боги. Но мы не поддерживаем их в этом мятеже. Мы даем им только то, что дали бы любому, кто придет к нам за пищей. Но это не наша цель, смотреть, как вас изгоняют из мира.
— Но вы, конечно, должны ненавидеть нас!
— Нет, брат Валентайн.
— Мы охотимся на вас. Мы убиваем вас. Мы едим ваше мясо и пьем вашу кровь, а ваши кости используем на безделушки.
— Да, это правда. Но почему мы должны ненавидеть вас, брат Валентайн? Почему?
Валентайн с минуту не отвечал. Он лежал, холодный и дрожащий от благоговейного страха, рядом со спящей Карабеллой обдумывал все, что услышал, — спокойное допущение водяным королем, что драконы были богами… Что могло это означать? И отрицание участия в мятеже, и это поразительное упорство, что драконы не испытывают гнева к народу Маджипуры за все, что было совершено против них. Это было чересчур, слишком много сразу — бурный наплыв знаний, где раньше только звенели колокола да ощущалось неясное присутствие…
— Вы неспособны на гнев, Маазмоорн?
— Мы не понимаем гнев.
— И не чувствуете его?
— Дело не в гневе, брат Валентайн. То, что делают с нами ваши охотники,— естественная вещь. Это часть жизни, это аспект Того Что Есть. Как я, как ты, Мы воздаем славу Тому Что Есть в любых его проявлениях. Вы убиваете нас, когда мы проходим мимо берега того, что вы называете Зимроелем, и вы используете нас. Иногда мы убиваем вас на ваших кораблях, если это кажется, что должно быть сделано в данной момент. И все это называется То Что Есть. Однажды пиуривары убили нескольких драконов в своем каменном городе, который теперь мертв, и подумали, что совершили чудовищное преступление. Чтобы искупить свою вину за это преступление, они разрушили собственный город. Но они не поняли. И никто из вас, детей земли, не понимает: все это всего лишь То Что Есть.