— Это хорошо. Ведь ты, может быть, уже никогда не познаешь женщину, зато твоя последняя женщина была самой лучшей, а это посчастливилось немногим.
— Ты так убеждена, что я погибну?
— Оттуда возвращались немногие. Шансов снова увидеть тебя очень мало.
Деккерет чуть вздрогнул — не от страха, просто понял, что двигало Колатор Ласгией: две ночи она избегала его, а третью наполнила ненасытными ласками, потому что верила в скорую его гибель и испытывала особое удовольствие быть его последней женщиной. Хотя, если он скоро умрет, ей следовало провести с ним и две предыдущие ночи, но, очевидно, подобные тонкости лежали за пределами ее понимания. Он учтиво простился, не зная, встретятся ли они снова, даже если он захочет: слишком много загадочного и опасного непостоянства таилось в ней.
Незадолго до заката Деккерет был у Врат Пинитева в юго-восточной части города. Он бы не удивился, если бы Баржазид расторг их соглашение, но нет, флотер уже ждал за изрытым оспинами песчаником старых ворот, и маленький человечек стоял, облокотившись о корпус у места водителя. Его сопровождали трое: урун, скандар и худощавый жесткоглавый юноша, очевидно, сын.
Повинуясь жесту Баржазида, четырехрукий гигант скандар забрал у Деккерета два прочных мешка, пробил их ярлыком и поставил в багажник флотера. До Деккерета внезапно дошло, что это не скандар, а скандарша.
— Ее зовут Кэймак Грэп,— представил Баржазид.— Говорить она не может, но далеко не глупа. Служит меня много лет, с тех лор, как я подобрал ее полумертвую, с отрезанным языком в пустыне. Уруна зовут Серифэм Рэйнэйлион, и он частенько много болтает, зато знает тропки в пустыне лучше всех горожан.
Деккерет обменялся кратким приветствием с маленьким существом, сплетавшим и расплетавшим свои щупальца.
— И мой сын — Динитак, он также будет сопровождать нас,— закончил Баржазид.— Хорошо отдохнули, Инитэйт?
— Вполне,— ответил Деккерет. Он проспал большую часть дня после бессонной ночи.
— Движемся мы в основном по ночам,— продолжал Баржазид,— а днем, в самое пекло, устраиваем бивак. Итак, я должен провести вас через Кавагский Проход и Пустыню Украденных Снов до начала пастбищ вокруг Кэзин Кора, где вам нужно навести какие-то справки у пастухов, и вернуться с вами в Толигай, так?
— Да,— кивнул Деккерет.
Однако Баржазид не сделал никакого движения, чтобы сесть во флотер. Деккерет нахмурился, но затем понял. Он вынул из кошелька три большие пятироаловые монеты — две старой, Прикилинской чеканки, а третью — блестящую монету Властителя Престимиона — он подал Баржазиду, который отделил новую монету и протянул сыну.
— Новый Венценосец,— сказал Баржазид.— Знакомься. Теперь будешь часто видеть его лицо.
— И царствование его будет славным,— заметил Деккерет.— Он превзойдет величием даже властителя Конфалума. Грядет волна нового процветания северного континента; Властитель Престимион — человек энергичный и решительный, с честолюбивыми планами.
Баржазид сказал, пожав плечами:
— Происходящее на северном материке значит здесь очень мало, и едва ли процветание Альханроеля или Зимроеля будет иметь значение для Сувраеля. Но мы рады, что Дивине благословила нас новым добрым Венценосцем. Может быть, он будет иногда вспоминать, что есть земля на юге, где живут его подданные. Ладно, отправляемся, время настало.
Врата Пинитева четко разделяли город и пустыню: с одной стороны район безликих невысоких вилл, окруженных стенами, с другой — только бесплодная пустошь за городским периметром. Ничто не нарушало пустоту пустыни, кроме дороги,— широкого, вымощенного булыжником тракта, который неторопливо вился вверх к гребню горной цепи, окружавшей Толигай.
Жара была нестерпимой. Правда, к ночи в пустыне стало заметно прохладней, чем днем, но все равно палило до изнеможения. Хотя огромное пылающее око солнца скрылось, оранжевые пески, излучая накопленный за день жар, мерцали и шипели с напряженностью раскаленной печки. Был сильный ветер. С наступлением темноты Деккерет заметил, что направление ветра изменилось — он дул теперь из сердца континента, но разница между морским и береговом оказалась невелика: оба являли собой потоки сухого раскаленного воздуха, не приносящие облегчения.
В чистой сухой атмосфере свет звезд и лун был необычайно ярок. Так же хорошо различался жар от земли — странное призрачно-зеленоватое сияние, поднимавшееся беспорядочными лоскутами с откосов по сторонам дороги, и Деккерет заинтересовался им.