Он любил мои эпиграммы: записывал себе на магнитофон, почти все знал наизусть. Понимал, что я их пишу не со зла, – они другими и быть не могут.
Он был всегда сдержанным, жаловаться не любил, всё носил в себе. Была слава, но жизнь была совсем не проста…
И что самое странное и удивительное: не складывалось в театре – во МХАТе. Выражаясь футбольным языком, МХАТ недооценивал возможности центрального форварда, ставя его в полузащиту или просто не заявляя его на игру. И пошли инфаркты, один за другим.
Смею сказать, что он меня любил. Однажды, на съемках фильма «Ночные забавы» – а это был его последний фильм, который вышел за месяц до Жениной кончины, – он сказал мне в костюмерной, завязывая галстук, тихо, как будто самому себе: «Понимаешь, я сегодня эту сцену не смогу сыграть как надо. Там всё проходит через сердце, а я, понимаешь, боюсь его сильно перенапрягать. Боюсь, черт возьми». Но играл он сердцем, до мурашек. По-другому он не мог. Он был великий артист…
…Машина заезжала за мной, потом мы ехали за Женей к Белорусскому – оттуда ближе к Останкино. Женя уже стоял у дома, всегда вовремя: в кепочке, в спортивной курточке, элегантный, молодой, с сумкой наперевес. Да, молодой, у
НА СМЕРТЬ АЛЕКСЕЯ ГАБРИЛОВИЧА
Живых всё меньше в телефонной книжке,Звенит в ушах смертельная коса,Стучат всё чаще гробовые крышки,Чужие отвечают голоса.
Но цифр этих я стирать не будуИ рамкой никогда не обведу.Я всех найду, я всем звонить им буду,Где б ни были они, в раю или в аду.
Пока трепались и беспечно жили —Кончались денно-нощные витки.Теперь о том, что недоговорили,Звучат, как многоточия, гудки.
Но мир – не плод воображенья,Здесь есть земные плоть и кровь,Здесь гений есть и преступленье,Злодейство есть и есть любовь.
Всем известно, Жизнь – Театр.Этот – раб, тот – император,Кто – мудрец, кто – идиот,Тот – молчун, а тот – оратор,Честный или провокатор,Людям роли Бог дает.Для него мы все – игрушки,Расставляет нас с небес…Александр Сергеич Пушкин,А напротив – Жорж Дантес!
У лживой тайны нет секрета,Нельзя искусственно страдать.Нет, просто так не стать поэтом.Нет, просто так никем не стать…
Кто нас рассудит, Боже правый,Чего ты медлишь, что ты ждешь,Когда кричат безумцы: «Браво!» —Чтоб спели им вторично ложь.
И есть ли истина в рожденьи,А может, это опыт твой,Зачем же просим мы прощенья,Встав на колени пред Тобой?
И, может, скоро свод Твой рухнет,За всё расплатой станет тьма,Свеча последняя потухнет,Наступит вечная зима.
Уйми печальные сомненья,Несовершенный человек,Не будет вечного затменья,Нас не засыплет вечный снег.
И просто так не появиласьНа свете ни одна душа.За всё в ответе Божья милость,Пред нею каемся, греша.
Но мир – не плод воображенья,Здесь есть земные плоть и кровь,Здесь гений есть и преступленье,Злодейство есть и есть любовь.
Добро и зло – два вечных флагаВсегда враждующих сторон.На время побеждает Яго,Недолго торжествует он.
Зла не приемлет мирозданье,Но так устроен белый свет,Что есть в нем вечное страданье,Там и рождается поэт.
Театр! Чем он так прельщает,В нем умереть иной готов,Как милосердно Бог прощаетАртистов, клоунов, шутов.
Зачем в святое мы играем,На душу принимая грех,Зачем мы сердце разрываемЗа деньги, радость, за успех?
Зачем кричим, зачем мы плачем,Устраивая карнавал,Кому-то говорим – удача,Кому-то говорим – провал.