– Давай не будем о дурном – м? – сухо сказал Лент, – Кстати куда?
– Кажется, налево, – она плохо ориентировалась по Праге, – вроде через мост…
– Мне кажется, мы потерялись, – мужчина остановил машину.
– Черт, – выругалась девушка. Дома ее, скорее всего, потеряли, – так я уеду на такси, а ты?
– Тоже, – кивнул он, – машину заберу днем или ее пригонит мой человек. Одно меня беспокоит, я боюсь, что ты исчезнешь. Уйдешь в толпу и растворишься в ней, а я останусь один.
Валентина облизала пересохшие губы и сглотнула. Ей показалось или он только что сказал это вслух? Опять?
«Нельзя быть таким…притягательным», – решила девушка про себя, – «нельзя так действовать на меня. Стоит ему заговорить, и я таю, как шоколадка под горячими лучами солнца. Нельзя. Нельзя быть таким шикарным Валентин Харт и так нехорошо действовать на меня или…или дружбы у нас не получиться».
«Дружба – ты серьезно?», – с издевкой спросил внутренний голос, который Валентина так не любила. Этот голос всегда шептал ей на ушко, что проще всего жить, так как она привыкла. Никуда не лезть, ни во что не ввязываться, а просто жить, – «Ты на себя смотрела со стороны? Ам? Детка, стоит ему поглядеть на тебя с интересом, как ты готова тереться об его ноги как кошка! От него нужно бежать – бежать, теряя тапочки! Этот мужчина тебе не по зубам – он птица высокого полета. А Ты? Кто ты? Ты никто. Пустышка. Девица из прошлого не больше. Мой тебе совет – беги!»
«Зачем?» – спросил другой мягкий, вкрадчивый голос. Одновременно спокойный и настойчивый, – «Зачем бежать от человека, которого ты любишь? А ты любишь его – я знаю. Ты – та женщина кто растит его сына. После всех ужасов, которые ему пришлось пережить, этот мужчина будет рад твоему общению. Он будет с тобой, наберись терпения».
И Валентина вышла из машины следом за Валентином, который успел поговорить по телефону и вызвать такси. Она вышла на ночную улицу Праги и поглядела на черные ветки деревьев возвышающиеся, возле высоких алых крыш городка с тонкими шпилями. Она поглядела на серые пушистые облака и орел луны, прячущийся за ними, и успокоилась. Никогда девушка не была так спокойна, как сейчас.
Она улыбнулась Ленту и протянула дневник:
– Я нашла в бардачке машины ручку и записала все данные сюда.
– А я вызвал такси. Береги себя. Завтра я позвоню, – Лент наклонился к ней и неуклюже поцеловал в щеку. Валентина кивнула.
Глава 10
Прага. Чехия
На следующий день Лент сделал то, что никогда обычно не делал. Он не позвонил агенту и не попросил прислать букет цветов женщине, что пострадала в аварии, или письменное пожелание со словами «все будет хорошо и бла, бла…». Он взял такси и лично приехал за своим, так называемым другом, чтобы отвести Валентину в больницу. Такси Лента свернуло на широкую улочку, вдоль которой тянулись посадки ирисов и тополей. Дом куда подъехал актер был окружен прекрасным садом, чем напомнил ему, то далекое время, когда он жил в России. Видимо родственники Валентины решили воспользоваться ностальгией и обосноваться в домике очень схожим по постройке домов в Евразии. Не смотря на то, что дом был громоздкий, трехэтажный стиль постройки мужчине понравился – этакий маленький замок, что утопал в густой растительности сада.
«Эмигранты люди интересные», – подумал Валентин, подойдя к железной калитке, – «им нравиться Европа: они говорят как европейцы, ведут себя как жители Европы, но никогда не забывают своих скромных традиций и стараются поддерживать связь с родственниками».
Мужчина не стал набирать номер дома, так как заметил во дворе пожилую женщину и высокую, статную, рыжеволосую красавицу – видимо Софию сестру Валентины. Сама Валентина была тут же. Не заметить девушку было сложно, в голубом платье, за подол которого хрупкими ручонками цеплялся маленький черноволосый мальчик. Мальчик весело хохотал и не давал маме пройти по гладкой дорожке. Малыш будто сошел с обложки Алиса из страны чудес – маленький и смешной и как две капли воды внешне похожий на отца: в его волосах был тот же черный оттенок, черные глаза. Не заметить сходство со своей внешностью Валентин не мог. На капризы сына Валентина что–то строго выговаривала на русском, часто повторяла «плохо» и «нужно быть серьезней». Харт не успел перевести все ее слова.