Выдержки из дневника юнги Павла Яшина возвращают нас в страшную пору военной действительности:
«13 октября 1942 года. Выпал первый снег… Идёт дождь или снег и вместе со снежинками и каплями дождя подносишь ложку с супом ко рту…Ноги замёрзли, сам дрожишь, как мокрая курица, а согреться негде…
4 ноября. Начали учиться по-настоящему, чего я очень долго ждал…
Опять началась обыкновенная школьная жизнь: те же уроки, классы, перемены.
23 ноября. Теперь живём в новых построенных кубриках… В палатках пришлось жить очень долго. Утром все покрывалось инеем, начались заморозки, не хотелось вылезать из-под одеяла…
25 ноября. Вместо уроков по радиоприёму будут уроки математики. Преподаватель распределил материал так, что всю математику мы должны пройти за декабрь. В начале января будут зачёты. Сейчас очень много приходится заниматься.
Изобрели новый способ освещения. Ну, чего только эти юнги не придумают! В чернильницу положили сапожной мази (мазь на рыбьем жире. — А. П.), окунули фитиль, и полученный источник света прекрасно горит, только много копоти. Такие коптилки горят во всех уголках кубрика».
В ноябре были оборудованы кубрики-землянки, и школа зажила полноценной учебной жизнью, со своим распорядком дня.
В результате “тюрьма” была переоборудована в учебный класс, где юнги осваивали профессию рулевых, электриков, мотористов, боцманов: радисты изучали устройство разных типов приёмников, передатчиков, азбуку Морзе. Рулевые занимались прокладкой курсов кораблю, определением его местонахождения в открытом море. Боцманы учились управлять шлюпкой, сращивать тросы, вязать морские узлы, серьёзно занимались изучением сигнального дела. Все юнги проходили практику по военно-морскому делу. Ребята выходили в море на шлюпках под парусами и на вёслах. С их ладоней не сходили кровавые мозоли от вёсел. Но всё делали сами, некого было звать на помощь» — так писал о строительстве Школы юнг её комиссар Сергей Сергеевич Шахов.
Не забывало командование о закалке молодежи и физической подготовке. С утра зарядка, затем пробежка на 5 километров, занятия, самоподготовка, несение караульной службы. Добавим к этому — постоянные боевые тревоги — и днём и ночью, ведь линия фронта проходила совсем рядом.
Умывались юнги в проруби на озере, там же и стирали.
Валентин отлично помнил «баню» на берегу озера: 25 юнг качали пожарную машину, нагнетая воду из озера (и это в октябре — ноябре месяце!), а 25 юнг «корчились» под душем по колено в ледяной воде в каменном склепе часовни.
Как сообщили ему юнги-ветераны, побывавшие на Соловках, их «баня» — часовня ещё была на месте и в 1972-м и в 1975 годах. А в котлованах бывших землянок уже шумел лес.
В первое время Валентину было всего трудней освоиться в Школе юнг. Он был небольшого роста, моложе всех по возрасту, у него не было друзей: дружили друг с другом в основном земляки. У него же земляков было мало. Наверное, в этом повинна блокада. Какое-то время он чувствовал себя отрезанным ломтем. После блокады был слаб, болели ноги, шатались зубы, кровоточили дёсны.
Физическая слабость всегда унижает мальчика в глазах сверстников. Кое-кто из семнадцатилетних парней попытался подшутить над цинготным блокадным мальчишкой, но у Вали нашлись хорошие покровители и друзья в лице Джека Баранова и Петра Царькова. Однако это длилось недолго, пока не образовался спаянный коллектив подростков, носящий имя — Школа юнг.
В 14 лет Валентин Пикуль принял присягу, без всяких скидок на малолетство.
Принятие присяги было приурочено к 25-й годовщине Великой Октябрьской революции и стало огромным событием, оставившим глубокий след на всю жизнь. «Сегодня смотришь иной раз по телевизору, как принимают присягу. Родители приезжают, оркестр исполняет праздничный туш. Ничего этого у нас не было. Застывший лес, шинель не по размеру, ботинки разваливающиеся, руки без перчаток. И вот берёшь рукавом винтовку ледяную, промёрзшую и даешь присягу. Вроде буднично, не романтично, даже грубо как-то. Но всё это нами было до глубины души прочувствовано.
Присяга давалась в сложных условиях, и никакой папа, никакая мама, никакая бабушка не смотрели на нас в этот момент. Мы были наедине друг с другом — мы и присяга. И хором мы текст присяги не читали. Каждый произносил присягу сам. И этой единственной в жизни клятве я верен и по сей день», — говорил Валентин в одном из интервью.
Согласно положению о юнгах ВМФ со времени принятия присяги на них полностью распространялся Дисциплинарный устав ВМФ.