– Мой лорд, это лишь потому, что у вас такой усталый вид… Я тоже, кажется, устал… эта ночь была такой необычной для меня, для вас, для всех…
Коронал кивнул.
– Ночь, полная необычных событий. Сейчас уже утро? Когда я здесь бываю, у меня пропадает ощущение времени.
– Сейчас немного за полночь, мой лорд.
– Всего лишь? Мне показалось, что уже ближе к утру. Какая долгая ночь!
– Лорд Валентин негромко рассмеялся. – Но ведь в Лабиринте всегда немного за полночь, верно, Хиссуне? О Дивин, как мне хочется вновь увидеть солнце!
– Мой лорд… – деликатно вмешался Делиамбр. – Действительно, уже поздно, а еще так много дел…
– Да, верно. – Взгляд Коронала вновь на мгновение остекленел. Затем, оправившись, Валентин сказал: – Тогда к делу. Во-первых, выражаю тебе признательность. Я бы сильно расшибся, если бы ты не подхватил меня. Ты, наверное, рванулся ко мне еще до того, как я начал падать, да? Неужели так бросалось в глаза, что я вот-вот опрокинусь?
Слегка порозовев, Хиссуне ответил:
– Да, ваша светлость. Я, по крайней мере, заметил.
– Вот как?
– Но я наблюдал за вами, возможно, внимательней, чем остальные.
– Да. Должен признать, что так, пожалуй, и есть.
– Надеюсь, ваша светлость не слишком страдает от прискорбных последствий… э-э-э-э…
На губах Коронала заиграла улыбка.
– Нет, Хиссуне, и не был пьян.
– Я не хотел намекать… я хочу сказать… но…
– Нет, не пьян. Чары, послание… кто знает? Вино – одно, колдовство совсем другое, и я, кажется, до сих пор не могу сказать, в чем разница.
Это было темное видение, мой мальчик: увы, не первое. Предзнаменования вызывали беспокойство. Пахнет войной.
– Войной? – вырвалось у Хиссуне. Слово было незнакомым, чужим, уродливым: оно пронеслось по воздуху, будто какое-то мерзкое жужжащее насекомое, занятое поисками жертвы. Война? Перед глазами Хиссуне возникла картина восьмитысячелетней давности из капсулы с воспоминаниями, найденной им в Считчике Душ: голые холмы далеко на северо-западе объяты пламенем, небо черное от густых клубов поднимающегося к нему дыма, – последняя вспышка продолжительной войны Лорда Стиамота против метаморфов. Но это происходило в древности. В течение всех последующих веков войн не было, не считая войны за реставрацию. Но в той войне, благодаря Лорду Валентину, питавшему отвращение к насилию, едва ли имелись жертвы.
– Но откуда ей взяться? – напористо спросил Хиссуне. – Ведь на Маджипуре не бывает войн!
– Война приближается, юноша! – грубо вмешался Слит. – А когда она начнется, от нее не спрячешься, клянусь Леди!
– Но война с кем? Это ведь самый мирный из миров. Откуда появится враг?
– Враг есть, – ответил Слит. – Неужели вы, люди Лабиринта, настолько оторваны от реальности, что неспособны это уяснить?
Хиссуне нахмурился.
– Вы подразумеваете метаморфов?
– Именно их! – воскликнул Слит. – Именно метаморфов, этих мерзких Изменяющих форму! Уж не думал ли ты, что нам удастся навечно удержать их в загоне? Клянусь Леди, заваруха начнется довольно скоро!
Ошеломленный Хиссуне уставился на худощавого человека со шрамом. Глаза Слита сверкали. Казалось, он чуть ли не рад такому развитию событий.
Медленно покачав головой, Хиссуне сказал:
– При всем уважении к вам, высокий советник Слит, я не вижу здесь никакого смысла. Чтобы кучка метаморфов выступила против двадцати миллиардов жителей Маджипура? Однажды они уже затевали войну и проиграли ее, и как бы они нас ни ненавидели, не думаю, что они решатся повторить свою попытку.
Слит указал на Коронала, который, казалось, почти не слушал.
– А тот раз, когда они усадили свою марионетку на трон Лорда Валентина?
Что это, если не объявление войны? Эх, мальчик, мальчик, ничего-то ты не знаешь! Метаморфы в течение веков плетут против нас козни, и вот наступило их время. Сны самого Коронала служат тому подтверждением! Клянусь Леди, Короналу снится война!
– Нет, Слит, клянусь Леди, если это зависит от меня, войны не будет, и тебе это известно, – произнес Коронал бесконечно усталым голосом.
– А если не зависит, мой лорд? – парировал Слит.
Лицо коротышки, обычно мертвенно-бледное, сейчас горело от волнения, глаза блестели, а руки проделывали быстрые, ловкие, навязчивые движения, будто он жонглировал невидимыми булавами. Хиссуне и в голову не могло прийти, что кто-то, пускай даже высокий советник, может так резко разговаривать с Короналом. А случалось это, похоже, нечасто, поскольку Хиссуне заметил, как на лице Лорда Валентина отразилось нечто, весьма похожее на гнев: гнев Лорда Валентина, которому, по всеобщему убеждению, неведома ярость; который мягкостью и любовью стремился умиротворить даже своего врага, узурпатора Доминина Барьязида, на заключительном этапе войны за престол. Затем гнев вновь уступил место ужасной усталости, придававшей Короналу вид семидесяти-восьмидесятилетнего старца вместо молодого и энергичного сорокалетнего мужчины, каковым Хиссуне его знал.