– Ваша светлость… – мягко обратился к нему Слит.
– Подожди. Подожди, дай мне отойти.
Он потер пульсирующие виски и болевшие глаза. Усилия, потраченные на то, чтобы притвориться, будто ему удалось быстро и полностью оправиться после случившегося в трапезной, чем бы оно ни было, дались ему нелегко.
Валентин поискал взглядом толковательницу снов. Крепкая пожилая женщина, широкая в кости и сильная, она казалась в этот миг самой надежной опорой.
– Подойди, Тисана, сядь рядом, – попросил он.
Она присела и провела рукой по плечам Коронала. Да, подумал Валентин.
О, да, так… хорошо! Тепло возвращалось в его иззябшую душу, и тьма отступила. Из Валентина изливался поток любви к Тисане, надежной и мудрой, которая первой в дни изгнания назвала его при всех Лордом Валентином, хотя тогда он еще вполне довольствовался участью жонглера. Сколько раз за годы правления после реставрации она разделяла с ним открывающее мысли сонное вино и брала на руки, чтобы избавить от тайн, приходивших к нему во снах беспокойных образов! Как часто она облегчала ему бремя королевской власти!
– Я очень испугалась, увидев ваше падение. Лорд Валентин, вы знаете, что я не робкого десятка. Так вы утверждаете, что все дело в вине?
– Так я сказал там, снаружи.
– Сдается мне, вино тут ни при чем.
– Наверно, Делиамбр считает, что это чары.
– Чьи?
Валентин посмотрел на вроона.
– Что скажешь?
Поведение Делиамбра выражало замешательство, подобного которому Валентину приходилось наблюдать нечасто: бесчисленные щупальца крохотного существа в смятении сплетались и шевелились, огромные желтые глаза излучали странный блеск, клюв, похожий на птичий, словно что-то перемалывал.
– Я затрудняюсь с ответом, – сказал наконец Делиамбр. – Точно так же, как не все сны являются посланиями, так и не все чары имеют своего создателя.
– Иногда чары производят сами себя, так? – спросил Валентин.
– Не совсем. Но существуют чары, мой лорд, которые возникают самопроизвольно – изнутри, из чьей-либо души, сосредоточиваясь в ее пустотах.
– О чем ты говоришь? Что я сам на себя навел порчу?
Тисана мягко заметила:
– Сны и чары – одно и то же. Лорд Валентин. Внутри нас дают о себе знать определенные предчувствия. Предзнаменования стараются пробиться, чтобы попасть в поле зрения. Собираются бури, а они и есть предвестники.
– И ты так быстро все это увидела? Знаешь, прямо перед пиром мне привиделся тревожный сон, и был он, скорее всего, наполнен предзнаменованиями, предсказаниями и предвестниками бури. Но если я не разговаривал во сне, то тогда и ничего тебе не говорил, разве не так?
– Думаю, вам снился хаос, мой лорд.
Валентин широко раскрыл глаза.
– Откуда ты узнала?
Тисана ответила, пожав плечами:
– Хаос должен наступить. Все мы признаем справедливость этого утверждения. В мире осталось незавершенное дело и оно взывает к своему завершению.
– Ты говоришь о метаморфах, – пробормотал Валентин.
– Я бы не осмелилась давать вам советы относительно дел государственных…
– Оставь эти церемонии. От советников я жду советов, а не расшаркивание.
– Моя область – лишь царство снов.
– Мне снился снег на Замковой Горе и великое землетрясение, расколовшее мир.
– Желаете, чтобы я растолковала вам сон, мой лорд?
– Как ты можешь его толковать, если мы еще не выпили сонного вина?
– Сейчас не слишком удачное время для толкования снов, – твердо заявил Делиамбр. – Для одной ночи у Коронала видений было более чем достаточно.
Если он сейчас выпьет сонного вина, то это не пойдет ему на пользу.
Полагаю, время терпит…
– Мы можем обойтись без вина, – перебила Тисана. – Этот сон может растолковать и ребенок. Землетрясение? Раскол мира? Что ж, вам надо готовиться к тяжким временам, мой лорд.
– О чем ты говоришь?
– Близится война, мой лорд, – ответил вместо Тисаны Слит.
Валентин повернулся и устремил взгляд на коротышку.
– Война! – вскричал он. – Война? Неужели мне вновь придется сражаться?
За восемь тысяч лет я был первым Короналом, которому пришлось выводить войска на поле битвы: неужели мне предстоит сделать это во второй раз?
– Вам наверняка известно, мой лорд, – сказал Слит, – что война за реставрацию была лишь первой схваткой истинной войны, которую придется вести; войны, которая назревала на протяжении столетий; войны, которой, как я надеюсь, вы знаете, невозможно избежать.