Валентин отвечал на каждый такой взгляд теплой улыбкой и дружеским кивком. Он поднимал кубок, словно успокаивая хозяев: да, да, я очень доволен всем, что вы для нас сделали.
– Вот шакалы трусливые! – воскликнул Слит. – За шесть столов чувствуешь, как они потеют от страха.
Что и привело к дурацкой и неприятной реплике Хиссуна о том, что, вероятно, они подлизываются к Валентину, зная, что тот станет понтификом. Эта неожиданная бестактность обожгла Валентина, будто удар хлыста, и он отвернулся. Его сердце колотилось, в горле пересохло, но он заставил себя успокоиться, улыбнулся поверх столов верховному глашатаю Хорнкасту, кивнул мажордому понтифика, окинул взглядом еще кого-то, слыша, как за его спиной Шанамир сердито выговаривает Хиссуну за недопустимую оплошность.
В тот же миг гнев Валентина улегся. В самом деле, откуда пацану знать, что это запретная тема? Но он ничем бы не смог помочь опростоволосившемуся Хиссуну, не выдав, насколько глубоко она затрагивает его, поэтому снова включился в разговор, будто ничего не произошло.
Тут, к счастью, вышли пятеро жонглеров, которые отвлекли внимание гостей. Три человека, скандар и хьорт закрутили бешеную карусель из факелов, серпов и ножей, заслужив одобрительные возгласы и аплодисменты короналя.
Конечно, они тянули разве что на третий сорт, их ошибки и промахи не могли ускользнуть от опытного глаза Валентина. Но какая разница – ему всегда нравились выступления жонглеров, они всякий раз вызывали в памяти то странное, блаженное время, когда несколько лет назад он сам был жонглером и странствовал по городам с разношерстной бродячей труппой. Он был тогда невинен, бремя власти не давило на него, и он был действительно счастлив.
На энтузиазм Валентина Слит ответил хмурым взглядом и угрюмо произнес:
– Ах, ваше величество, неужели вам они действительно понравились?
– Они очень стараются, Слит.
– Когда скотина в засуху траву ищет, она тоже очень старается. Но она скотина. А эти ваши старательные – не более чем любители, ваше высочество.
– Ох, Слит, Слит, ну будьте поснисходительнее!
– Ваше величество, в этом деле, как вы, скорее всего, помните, есть определенные нормы.
Валентин хмыкнул:
– Радость, которую они мне приносят, не зависит от их мастерства. Я смотрю на них и вспоминаю о былых временах, о жизни, что была тогда проще, об ушедших товарищах.
– А, вон что, – сказал Слит. – Тогда другое дело, ваше величество! Но то сантименты, а я говорю о мастерстве.
– Значит, мы говорим о разных вещах.
Жонглеры завершили представление вихрем сложных бросков и удалились. Валентин с радостной улыбкой сел на место. «Веселье кончилось, – подумал он, – теперь будут речи».
Речи оказались на удивление терпимыми. Первым выступил Шинаам, министр внутренних дел в правительстве понтифика, гэйрог с блестящей чешуей и трепещущим красным раздвоенным языком. Изящно и кратко он официально приветствовал лорда Валентина и его окружение.
Адъютант Эрманар произнес ответную речь он имени короналя. После него настала очередь старого сморщенного Дилифона, первого секретаря понтифика, который передал личные приветствия высочайшего монарха. Валентин знал, что, скорее всего, это выдумка, потому что все знали, что от старого Тивераса уже десять лет не слышали членораздельной речи. Однако он вежливо выслушал произнесенное дрожащим голосом сочинение Дилифона и попросил Тунигорна выступить с ответной речью.
Слово взял Хорнкаст, верховный глашатай понтификата, толстый, исполненный торжественности – подлинный правитель Лабиринта при впавшем в старческое слабоумие понтифике Тиверасе. Он заявил, что будет говорить о великом паломничестве, и Валентин приготовился внимательно слушать, так как именно о великом паломничестве думал весь год – о продолжительном церемониальном путешествии по всему Маджипуру, во время которого корональ показывает себя людям и получает взамен их уважение, преданность и любовь.
– Кому-то может показаться, – говорил Хорнкаст, – что это лишь увеселительная поездка, обычный отдых от государственных дел. Но это не так! Не так! Ведь сама персона короналя – именно человек, а не плакат, флаг или портрет, – связывает все отдаленные провинции мира воедино. И лояльность народа поддерживается только путем таких непосредственных контактов.