Выбрать главу

«Избранные» уже приняли этот порядок; чиновничество увидело в новом своём положении выгоду: нет такой инстанции, перед которой они отвечали бы, зато есть бесчисленные кормушки и сказочные бездонные карманы, из которых можно брать для себя без боязни и мёд, и сало, и наряд, и путёвку на заграничный курорт, и машину, и роскошный особняк.

Эта повесть — и тщательное дознание, и справедливый суд, и выверенный приговор. Каждый из героев-свидетелей положил перед незримым судьёй свою беду. Со смертной болью переживает неожиданный удар судьбы Тамара Ивановна; мается среди ночи её отец, вечный труженик Иван Савельевич; не находит места ни днём ни ночью муж Анатолий; бежит от себя, осквернённой, и никак не может убежать дочь Светка; ищет приложения своим силам и долго не находит поприща сын Иван. Если в одной семье столько страдающих душ, сколько же их за пределами стен, где мечутся эти пятеро, — сколько искалеченных, не до смерти убитых, опозоренных, раненных несправедливостью, горящих от гнева душ, сколько их по всей России!

Философия социального устройства государства сложна и в то же время предельно проста. Если завтра вымрут все богатые, то с нищих не упадёт ни один волос. Но если завтра сгинут все нищие, то мгновенно перемрут и все богатые: чьи же плоды труда они будут присваивать?

У каждого из миллионов русских людей свой счёт к грабителям и разрушителям, насильникам и растлителям. Свой счёт к власти, под чьим крылом развернулась страшная российская вакханалия. Каждый день даёт повод для жестоких размышлений, которыми мучаются и герои повести. Просто, как редко сейчас случается в литературе, страницы книги и безмерная по жестокости жизнь, творящаяся вокруг, совпали.

Но те, кто не слышит голоса народа, не услышат и голоса его глашатая.

На фоне двух литератур

Повесть «Дочь Ивана, мать Ивана» вызвала множество откликов читателей и критиков. О них довольно подробно рассказал сам писатель в беседе с молодым литературоведом Ксенией Зиминой[39]. Мне довелось присутствовать при этом диалоге. Как всегда, Валентин Григорьевич с душевным вниманием выслушивал каждый вопрос или суждение собеседницы, неторопливо и раздумчиво отвечал. В предисловии к публикации Зимина заметила:

«Посмотришь вокруг и поневоле задашься вопросом: „Куда идёшь ты, Россия?“ Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы почувствовать явное духовное обнищание общества, „обесчеловечивание“ жизни. Происходит оно, конечно, не без помощи „земных богов во сонме их“. Нам постоянно советуют быть похожими на заграницу: равняться на её „уровень демократии“, на её „стандарты потребления“. Тут не до моральных ценностей, уж тем более не до России. Именно об этом важно было для меня поговорить с Валентином Григорьевичем Распутиным.

Он оказался довольно пессимистичен в оценке нашего настоящего. Но поразила меня на этом фоне его любовь к России и забота о ней, о русском человеке. Так заботятся о родной матери, о ребёнке. Что нужно им сейчас для душевного здоровья, для счастья?»

Итак, беседа.

«К. З. Валентин Григорьевич, после публикации вашей последней повести „Дочь Ивана, мать Ивана“ в печати возникло много споров. Вы читали критику?

В. Р. Всю, конечно, не читал. Но то, что много возникло споров, знаю. Для меня самая лучшая критика — это письма читателей. Я получил много писем.

К. З. От литературоведов или от читателей?

В. Р. В основном от читателей.

К. З. Интересно, что мнения критиков разделились. Одни писали, что автор оправдывает самосуд. Другие возражали, что вся логика событий вела именно к такому поступку героини, который описан в произведении. Что вы скажете по поводу этих споров?

В. Р. Я, конечно, подозревал, что такие споры будут, подозревал, что меня ждёт. Повесть писалась долго, я то начинал её, то бросал. А потом всё-таки решил довести работу до конца. История-то не редкая. Кавказец изнасиловал русскую девчонку. И что же — нельзя писать об этом? А чего мы боимся? Русских людей убивают, над ними издеваются, публично мы об этом говорим… То, что наши девчонки стремятся к общению, это же естественно. А тут этим воспользовались. И сколько таких случаев! Я потом, когда стал разговаривать с работниками прокуратуры, понял, насколько эти случаи распространены. Женщина, которая стала прототипом моей героини, не хотела огласки. Ей не хотелось, чтобы её узнали. Но я её всё-таки убедил, что трагедия её семьи может лечь в основу повести. Она согласилась. И в общем-то не в обиде.

вернуться

39

Беседа опубликована в журналах «Наш современник» (2011, № 3) и «Сибирь» (2010, № 6).