Впоследствии в своих воспоминаниях Мурашко писал, что Серов на занятиях был очень серьезен и как-то даже надут.
Пройдя репинскую школу, он легко справлялся с задачами, которые ставились перед учениками у Мурашко, и, окончив рисунок раньше всех, тотчас же начинал покрывать его со всех сторон рисунками лошадей.
А в общем школа Мурашко и сам он оставили у Серова неприятные воспоминания. Серов впоследствии даже не мог понять, почему так получилось. Наверно, потому, что Мурашко сменил Репина на уроках рисования, но не мог занять место Ильи Ефимовича в сердце мальчика…
В то же время Немчинов подготовил его во второй класс, и он, сдав экзамены, осенью 1877 года поступил в киевскую гимназию. Гимназия понравилась ему гораздо больше пансиона Мая, хотя в ней и существовали телесные наказания. Начальство, надо сказать, не злоупотребляло ими. Только раз директор взял Тошу за вихор, увидев, как тот рисует на стенке его, господина директора, портрет. Но наказание было скорее отеческим, чем строгим, с тех пор директор даже благоволил к юному художнику.
Там же, в киевской гимназии, Серов начал сближаться со сверстниками, у него появились друзья.
Валентина Семеновна родила второго сына, и это привязало ее к дому. Жизнь потекла ровно и нормально.
На лето обычно уезжали в имение Немчинова, на хутор Ахтырку под Харьковом. Там Серов с удовольствием рисовал все, что видел вокруг себя. Рисовал коров на скотном дворе, дорогу, на которой лежит свинья, птиц, людей, деревенскую улицу. На одном рисунке надпись: «Наш дом в Ахтырке», на другом изображен под деревом Василий Иванович Немчинов с коляской, в которой лежит его сын.
До того как Серов поступил в гимназию, ездили в Ахтырку и зимой. Он и зимой там рисовал пейзажи: занесенные снегом деревья и хаты.
Но вскоре все изменилось. Василий Иванович оказался замешанным в каком-то политическом деле и был выслан из Киева. Валентина Семеновна, взяв сыновей, уехала к нему. Неожиданно разразившаяся в том месте эпидемия дифтерита, в борьбе с которой Немчинов по долгу врача принял активное участие, заставила ее немедленно увезти детей.
Решено было уехать не в Киев, а в Москву. Валентина Семеновна истосковалась по артистической жизни. К тому же в Москве жил Репин, и Валентина Семеновна, теперь уже уверенная, что сын ее будет художником, хотела, чтобы он возобновил серьезные занятия.
Осенью 1878 года Серов опять стал учеником Репина, но теперь занятия были только по воскресеньям, так как Валентина Семеновна отдала Серова в третий класс 6-й московской прогимназии.
Пришлось учиться, скучать… Науки по-прежнему не интересуют его. Ни-ско-леч-ко! Он не желает слушать учителей. На этого угрюмого в обществе незнакомых людей мальчика во время уроков почему-то нападает непонятная смешливость. Он вертится, мешает соседям, веселит их, показывает карикатуры на учителя. Карикатуры появляются прямо на глазах у зрителей с быстротой, приводящей их в изумление и восторг. Его ставят к стенке. А он забавляется тем, что рисует портрет учителя, теперь уже не карикатурный, а самый настоящий, как если бы он это делал в мастерской Репина. И учитель, взглянув на изображение, находит его настолько хорошим, что выпрашивает рисунок у наказанного озорника. Озорник великодушно дарит портрет и – прощенный – возвращается на свое место.
Занятия у Репина опять пробуждают в нем страсть к рисованию, он рисует портреты всех своих соучеников и немедленно дарит им свои работы.
Мастерство его движется вперед семимильными шагами.
Именно в то время он написал копию с картины Шварца «Патриарх Никон» – ту самую копию, о которой Репин вспоминает в своих записках и которую он ставит выше оригинала[3]. За эту копию Серов получил пятьдесят рублей, свой первый гонорар.
Он приходил к Репину в субботу вечером прямо из прогимназии и оставался до понедельника.
Суббота посвящалась рисованию с гипсов, воскресенье – живописи, главным образом натюрмортам.
Зная страсть Серова к лошадям, Репин поставил ему для рисования гипсовую лошадку Клодта (автора знаменитых конных групп на Аничковом мосту в Петербурге), и лошадку эту Серов рисовал много раз во всевозможных ракурсах. Последний из рисунков помечен уже 1879 годом. За этой лошадкой последовала другая, с жеребенком, тоже работы Клодта.
3
«Да, искусство только и вечно и драгоценно любовью художника. Вот, например, по заказу Д. В. Стасова Серов, еще будучи мальчиком, скопировал у меня в Москве „Патриарха Никона“ В. Шварца, и эта копия исполнена лучше оригинала, потому что Серов любил искусство больше, чем Шварц, и кисть его более художественна».