Серов так любил лошадь — этот, по словам арабов, венец создания, что для него не было большей радости, большего наслаждения, как общение со своими любимцами. Он, наверное, не раз повторял поговорку тех же арабов: «Рай на земле — у лошади на спине». Это был редкий случай, когда от необходимости зарабатывать человек получал такое счастье. Он всесторонне знал и чувствовал лошадь, потому-то на всех его рисунках и картинах она так прекрасно, так безукоризненно изображена. Друзья вспоминали, что Антон любил устраивать себе особое удовольствие: возьмет, бывало, лист бумаги, карандаш и заставляет поочередно каждого из присутствующих нарисовать лошадь, в каком тот желал виде и положении. Рисунки у большинства получались невероятные, а Антон, бывало, радуется и от всей души хохочет.
Со стороны Валентину Серову особенно ясно видно, как меняется с годами жизнь Мамонтовых, какие перемены происходят в московском доме и в Абрамцеве.
Художественный кружок Мамонтовых сильно разросся. Там появился молодой начинающий художник, восторженный Илья Семенович Остроухое. В будущем он прославится картиной «Сиверко», станет крупным коллекционером, собирателем картин и главным образом русской иконописи. Пока же он просто один из пригретых Мамонтовыми будущих талантов, объект добродушных насмешек, долговязый Ильюханция.
Василий Дмитриевич Поленов поселился со всем своим семейством поблизости от Мамонтовых и ввел в дом свою сестру — талантливую своеобразную художницу Елену Дмитриевну. Она была превосходным стилизатором, знатоком русского народного искусства, иллюстратором русских сказок.
Таким же страстным любителем народного искусства, правда с несколько церковным уклоном, поклонником боголепия монастырей, тихой, отшельнической жизни оказался молодой художник Михаил Васильевич Нестеров. Он только еще приступал к прославившим его картинам религиозно-мистического содержания вроде «Виденье отрока Варфоломея» или «Святого Сергия». Через много лет появятся его знаменитые реалистические портреты. Сейчас он изредка бывает в Абрамцеве, пишет этюды его замечательных окрестностей, поэтичных русских просторов, тихих перелесков.
Не забывают Мамонтовых и старые их друзья — Васнецов, Антокольский, Неврев, Прахов.
Антон от приезда к приезду наблюдал перемены и в другом.
Еще в 1880 году перед его отъездом в академию в Абрамцеве затеяли постройку церкви. Сами хозяева и их друзья любили пасху проводить за городом, любили всей компанией ездить к заутрене, а добраться до Хотьковского монастыря во время половодья было немыслимо. Первые разговоры о постройке церкви происходили при Антоне, но вся дальнейшая история прошла мимо него. И вот на каникулах 1882 года он вошел в готовый уже храм. Он помнил, как много было в свое время споров, обсуждений, помнил, что одолели Поленов и Васнецов, убедившие хозяев взять за прототип знаменитую старинную новгородскую церковь Спаса Нередицы. И теперь он видит сам воочию, как правы были художники, оказавшиеся такими талантливыми зодчими, какой они создали чудесный храм. Архитектурный облик, роспись, резьба, мозаичный пол — все говорит об огромном вкусе и мастерстве строителей.
Мимо Антона не прошло и то, что Елизавета Григорьевна, едва избавившаяся от забот по постройке церкви, снова очень занята. Она далеко не всегда может так широко распоряжаться своим временем, как это было раньше. К ней постоянно приходят то старый мастер-столяр с какими-то бумажками, счетами, образцами, то молодые мальчишки-подмастерья — жаловаться на старика или показывать свои работы. Новое дело Мамонтовой — кустарные промыслы. Надо было во что бы то ни стало снабдить работой молодежь, оканчивавшую абрамцевскую школу. В окрестностях Троице-Сергия издавна бытовало столярное мастерство — понятно, что мысль попечителей школы пошла по этому руслу. Чем отпускать ребят столярничать на сторону — почему не дать им работу тут, дома? Елена Дмитриевна Поленова пришла на помощь, и две женщины создали превосходную столярную мастерскую по выделке кустарной мебели в русском стиле.
Очень скоро мебель эта стала пользоваться в Москве большим спросом, оказалась модной, и дело процветало. Рядом со столярной открыли рукодельную мастерскую для девушек. Это было то тихое, нужное дело, в которое с радостью уходила Елизавета Григорьевна от шумной, суетливой, богемной обстановки, окружавшей ее мужа.