Но ни в Петербурге, ни в Симферополе, где он прослужил несколько лет, ни в Пскове — нигде Серов не сделал себе чиновничьей карьеры. Везде он по возможности увиливал от служебной лямки, стараясь предельно упростить для себя делопроизводство. Наверное, он бесконечно запаздывал с докладами, отчетами, отношениями и насколько был любим как музыкант, организатор вечеров, концертов, участник квартетов, настолько же нетерпим как чиновник, столоначальник или товарищ председателя уголовной палаты, Несколько раз за эти двадцать лет он пытался бросать службу, затем под давлением отца или материальных обстоятельств снова возвращался к ней, но каждый раз не с повышением, а либо в том же качестве, либо даже с понижением. Ко времени постановки «Юдифи» Александр Николаевич занимал весьма незначительную должность в министерстве почт и телеграфа, получая всего каких-то тридцать-сорок рублей, которые тут же из рук в руки передавал своей овдовевшей к этому времени матери.
Уже будучи человеком лет двадцати четырех — двадцати пяти, Серов все еще метался между музыкой и живописью, читал без разбора, что попадалось, и никак не мог разобраться в том сумбуре, который возникал в нем от самых разнообразных влияний и неожиданных увлечений. И все же музыка заметно начинает превалировать надо всем Да и друг его Вольдемар Стасов все больше поворачивает его внимание и его волю в эту сторону. Удивительная способность быть «толкачом» талантов, тем самым кремнем, с помощью которого высекается искра, очевидно, проявлялась в Стасове еще в ранней юности. В двадцать лет он уже в значительной степени руководит своим старшим товарищем.
Может быть, позднее, чем следовало, но все же годам к тридцати из Серова выработался человек к большой эрудицией, с большими, хотя и несколько разрозненными, знаниями, со своими взглядами и вкусами. И вот в журнале «Библиотека для чтения» за 1851 год появляется его статья «Музыка и виртуозы», а затем в трех номерах журнала «Пантеон» за 1853 год — большая статья, посвященная Моцарту и содержащая резкую критику произведения нижегородского дилетанта-мецената Улыбышева «Новая биография Моцарта». Статья называется «Моцартов Дон-Жуан и его панегиристы».
Этими статьями открылась новая и, пожалуй, первая пронумерованная страница в истории русской музыкальной критики. До Серова ее почти не существовало. Было, если можно так сказать, только предисловие к ней. Единственным серьезным, знающим и более или менее понимающим музыку критиком был Фетис, все остальные, имена которых встречались в газетах и журналах — Ростислав, Ленц, Дамке, Арнольд, — были не более как музыкальными рецензентами, людьми очень субъективными, гоняющимися за сенсацией. Те же, кто составил золотой фонд русской музыкальной критики — Стасов, Кюи, Ларош и другие, — вошли в нее много позже.
К сожалению, и Серов не избег участи рецензента, и он писал множество легковесных полемических статеек, имевших участь однодневок. Но если разобраться в истоках его серьезного творчества, отрешиться от всего наносного, то представится одна ясная и четкая линия: главным для Серова был взгляд на музыку как на искусство движущееся, постоянно развивающееся, эволюционирующее как по форме, так и по своей сущности. Поэтому особенно интересны его статьи о Спонтини, Моцарте, Бетховене, Глинке, Даргомыжском и даже его полные, может быть, несколько предвзятой увлеченности статьи о Вагнере. Клеймо первого русского вагнериста крепко пристало к Серову.
Критические статьи кое-как помогали существовать неудавшемуся чиновнику, жизнь которого была убогой, неустроенной, одинокой. В 1851 году уехал на три года за границу Вольдемар Стасов, внеся перед этим немалое смятение в тихую, пуританскую семью стариков Серовых тем, что завел бурный и страстный роман с их замужней дочерью, любимой сестрой Александра Николаевича Серова Софьей Николаевной Дютур. Эта история создала первую трещину в отношениях двух преданных друзей.