— Понимаю, — грустно сказал Валентин. — Я хотел всего лишь избавить вас от тяжёлой работы, господин Торелли.
Он поднял, как знамя, уже завядшую травинку.
— Но разрешите мне сделать вам теперь четвёртый сюрприз… — начал он.
Валентин решил исправить свою ошибку и высвистеть во двор новые брёвна. Но господин Торелли был сыт по горло сюрпризами. Уперев руки в бока, он гневно закричал:
— Немедленно слезайте с моей ограды, не то я позову полицию!
Валентин гуляет по городской площади
Спрыгивая со стены, ограждавшей дом господина Торелли, Валентин потерял травинку. «Жаль, что так вышло», — подумал он, отряхивая пыль со штанов.
Маленькими узкими улочками Валентин вышел на Городскую площадь. Она была большая и вся залита солнцем.
Там сидели на складных стульчиках ученики художественной школы Венцель и Фердинанд. Они были так углублены в свою работу, что не обратили на Валентина никакого внимания.
— Добрый день, — вежливо сказал Валентин. — Скажите, пожалуйста, что вы рисуете?
По нетвёрдым линиям на листах Венцеля и Фердинанда понять, что они собирались изобразить, пока было трудно.
— Мы хотим нарисовать вот эти красивые дома с фронтонами, — объяснил Венцель. — Весенним утром они особенно хороши.
Фердинанд почесал затылок.
— К сожалению, это не так-то просто! — Вздохнув, он добавил: — Мы уже успели испортить по четырнадцать листов.
— Вот это да! — воскликнул Валентин.
Он зашёл за памятник знаменитого скрипача Бобржинского, который стоял в самом центре площади, присел на постамент и задумался.
Венцель и Фердинанд, видно, очень стараются. Но не исключено, что они испортят ещё по четырнадцать листов и, если им не помочь, так ничего и не нарисуют.
А помочь им было для Валентина сущим пустяком.
Он вытащил из кармана ещё три травинки. Две уже совсем завяли, и Валентин бросил их на мостовую.
Третью он натянул, как струну, между пальцами и свистнул.
Как всегда, свист получился пронзительный, такой пронзительный, что голуби, сидевшие на плечах скрипача Бобржинского, испуганно вытянули шеи и перелетели на здание ратуши, а дремлющая на тротуаре собака метнулась в тёмный подъезд.
Венцель и Фердинанд тоже перепугались насмерть, потому что вдруг оказалось, что у них уже нарисованы дома с фронтонами. Как это случилось, они ума не могли приложить.
Валентин сунул травинку в карман, на цыпочках обежал вокруг памятника господина Бобржинского и подошёл к молодым художникам, всем своим видом показывая, что оказался здесь снова совершенно случайно.
— Ну как, нравится?
Венцель скорчил гримасу:
— Да что вы! Это не произведение искусства, а «скучная видовая открытка» — вот что нам скажет наш учитель.
Фердинанд сравнил обе работы и озабоченно сказал:
— Ни та, ни другая никуда не годятся! Но моя, мне кажется, ещё хуже твоей, Венцель. Пошли, на сегодня хватит! Нечего переводить бумагу. Лучше попробуем завтра со свежими силами.
— Да, — согласился Венцель. — Как нас учат: терпенье и труд все перетрут!..
Они взяли свои папки, складные стулья и ушли.
— Неблагодарные! — проворчал Валентин.
Жители Люкенбрюка его пока сильно разочаровывали.
Он снова вынул из кармана травинку и свистнул.
И через мгновение рядом с ним стояла Лоттхен и мило ему улыбалась.
Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы покачал головой
— Я вдруг почувствовал себя таким одиноким, — сказал Валентин. — Какое счастье, что я всегда могу тебя высвистать.
— Да, — подтвердила Лоттхен кротко.
— Здорово! — сказал Валентин. — Стоит мне свистнуть, и ты уже здесь, чтобы меня утешить.
— Да, мой милый Валентин, — снова подтвердила Лоттхен и нежным движением руки откинула ему со лба прядь волос.
Лоттхен была выдумкой Валентина, так сказать, плод его фантазии. И с ним она всегда была сама кротость и доброта.
Валентин тут же высвистал небольшие двухместные качели под голубым балдахином, отделанным шёлковой бахромой.
— Красиво! — сказал Валентин.
— И уютно! — добавила Лоттхен.
Они стали качаться у ног знаменитого скрипача.
Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы наверняка покачал головой.