Все были довольны этой сделкой, за исключением будущей невесты, которая рыдала и умоляла отца найти ей кого-нибудь помоложе и посимпатичнее графа. Его старшая дочь бранилась с ним и яростно отстаивала интересы своей сестры. Если бы Теодор мог наблюдать эту сцену и убедиться, насколько он был прав в своей оценке Александры, он бы просто сбежал из страны при одной только мысли о женитьбе на ней. Но все оказалось бесполезным, отец Валентины был жесток и упрям, политическая карьера значила для него гораздо больше, чем мольбы неопытной девушки и сердитые упреки своенравной женщины.
Свадьба состоялась в часовне Чартаца, и граф сразу же после церемонии увез молодую жену, настаивая на немедленном возвращении в его поместье во Львове. Они провели ночь в придорожной гостинице, и во время неторопливого ужина граф вел себя как благородный кавалер до тех пор, пока не провел ее по узкой лестнице в единственную в гостинице спальню. Там он подверг ее самому жестокому и грубому насилию. Он даже и не пытался вызвать у нее какое-то ответное чувство. Ему не терпелось удовлетворить свою страсть и свою похоть, все остальное было ему безразлично. Когда-нибудь потом, когда он полностью насытится, он, возможно, обратит внимание и на нее. Он был страшно недоволен, хотя и не показал этого, тем, что она долго плакала после всего случившегося, пока не заснула, и его совершенно взбесило то, что наутро она отшатнулась от него.
Во Львов он привез измученную и надломленную молодую жену с красными от постоянных слез глазами. Он поручил ее заботам молодой вдовы одного из своих крепостных, которая служила горничной, и начал с того, что приказал сжечь все ее приданое, которое было дурно и не по моде сшито, и пригласил лучших портных Варшавы, чтобы обеспечить ее надлежащим гардеробом. Этот жест был типичным для графа, он с самого начала дал жене понять, что ожидает от нее полного повиновения во всем и что слезы и жалобы будут наказываться без всякой пощады.
В течение этого первого года Валентина получила свой первый урок жестокости, который приучил ее смирять свое недовольство и заставлять свое тело выполнять все его желания. У нее не было выбора, не оставалось выхода. Граф написал ее отцу возмущенное письмо, где жаловался на ее несговорчивость и упрямство, ему казалось, что его просто провели. У него появилось еще больше оснований для недовольства, когда после шести месяцев его неустанного внимания она так и не забеременела. Его разочарование было так велико, что, если бы граф Проков не скончался спустя год после свадьбы, он вполне мог бы отослать ее обратно и потребовать аннулирования их договоренности.
Смерть отца оставила Валентину без всякой надежды на улучшение своего положения. Она это знала и потому покорилась. Ее поддерживала только ее горничная – простая добрая женщина, которая с самого начала почувствовала симпатию и жалость к своей несчастной госпоже и которая была благодарна ей за ее доброту. Валентина ни разу не ударила ее и не угрожала ей поркой, а такие отношения между господами и крепостными были весьма редкими. Она полюбила графиню и пыталась помочь ей. Она хорошо знала, что такое плохой муж, будь он господином или крепостным. На ее теле еще не зажили следы ее семилетнего брака с пьяницей и дебоширом, которого наконец-то прибрал к себе Господь. Яна пыталась помочь своей госпоже, предупреждая ее о привычках графа, его характере и настроениях, о его придирчивости к неукоснительному следованию заведенному в доме порядку.
И постепенно Валентина всему научилась. Теперь, после пятилетнего замужества, у нее все еще не было детей, и муж уже не так часто беспокоил ее, так что в этом плане ее жизнь стала намного легче. В свои двадцать два она была в полном расцвете красоты, стала превосходной хозяйкой, спокойной, рассудительной супругой, благородной госпожой и хозяйкой имения. Ему совершенно не к чему было придраться, кроме ее бесплодия, и время от времени он издевался над ней из-за этого, когда ему хотелось ее немного помучить, однако она никогда не реагировала на его насмешки. Он и представления не имел, с какой страстностью она на коленях умоляла Господа не давать ей дитя, которое бы носило его имя. Она оставалась холодной, это было еще одним ее недостатком, однако она была добродетельна, и он это знал. В отличие от многих женщин в подобной ситуации она никогда не имела любовника. Мужчины ее не интересовали. Ей хватало мужа.
Валентина смотрела на него, пока Яна зачесывала ее черные волосы по последней моде в стиле императрицы Марии-Луизы. В своем роде он был достаточно интересным мужчиной, однако быстро старел, и его лицо носило следы эгоизма, гордыни и жестокости. Она часто успокаивала себя мыслью о том, что, возможно, лет через десять он умрет. Она не отличалась от многих женщин своего времени. Этим миром правили мужчины, и именно они создавали правила и законы жизни. Ей ничего не оставалось, кроме как терпеть и наслаждаться тем, что даровал Господь – красивой природой, прекрасными лошадьми и мгновениями, когда красота окружающего мира поддерживала ее дух, вроде красочного и яркого, как пожар, заката или залитых лунным светом львовских садов.
– Яна! – неожиданно произнес граф. – Убери это ожерелье. Госпожа наденет рубиновое. – Служанка, сделав реверанс, поторопилась принести из кожаного ящичка то, что у нее просили. – Рубины гораздо лучше подойдут к этому платью, – сказал он. – Вы бы и сами могли это сообразить, Валентина. Сегодняшний прием имеет огромное значение. Здесь будет вся Польша. Давай, девчонка, поторапливайся, застегни его и убирайся отсюда. Вы не возражаете, дорогая?