Что-то рассекает воздух и влетает в мою башку, будто бита в арбуз, с таким, короче, похожим звуком, из-за чего всё вокруг заливает светом фар.
Я слышу крик, свист и удаляющийся рёв мотора. А ещё через пару секунд ощущаю отвратительное чувство, типа… когда ужасно тошнит, но проблеваться ты не можешь. В ноздри ударяет непривычно сладкий запах девчачьих духов. Я открываю глаза и резко сажусь, отталкиваясь от пола с задранными кулаками. Жадно вдыхаю воздух и гляжу по сторонам, полный злости и решимости ответить, но оказываюсь заложником непредвиденных обстоятельств: во-первых, меня всё-таки выворачивает; во-вторых, выворачивает меня в чьём-то коридоре.
Я блюю в маленькую бежевую сумочку, опираясь на стену. Но вместо нормальной блевоты из меня выходит только желудочный сок вперемешку с чёртовой аскорбинкой. Кучей аскорбинок.
Так хуёво мне не бывало уже очень давно.
Даже похмелье сейчас кажется раем во плоти, хоть и по-своему мутным.
— Что за хуйня, — вою я осипшим голосом и хватаюсь за голову.
На ней оказалось как-то слишком дохера волосни. Продолжая блевать, я провёл пальцами по всей длине. Патлы у меня аж до плеч, а то и ниже, но я зуб даю, что всю жизнь прожил бритый под троечку.
— Чё, бля… — Я вытираю рот рукой и пытаюсь прокашляться. — Чё? — Но нихуя мой голос не меняется. И рука, застывшая перед рожей, выглядит ужасно тощей. На запястье виднеется несколько шрамов, которых, нахуй, там быть не должно. Я начинаю судорожно искать зеркало взглядом. — Алё, блядь, — и яростно орать, чтоб жильцов побеспокоить или самому очнуться. — Выходи, сука, по-хорошему. — Топая по полу, я несусь прямо, куда глаза глядят, и начинаю распахивать все дверцы на своём пути.
Примерно на третьей я наконец-то нахожу сортир.
Залетая внутрь, я не выдерживаю и блюю в раковину. Спазмы в желудке не дают мне покоя. Я позволяю себе как следует очистить кишечник, завывая и скуля полусогнутый над этой ёбанной раковиной.
Только после этого я задираю башку, сталкиваясь взглядом с девчонкой в отражении зеркала.
Это тощая бледная поганка в очках. Вообще ничё особенного, мы таких в школе задирали. А девчонки вообще таким, как эта очкастая, тёмную устраивали, чтоб те жизни нюхнули.
Я часто моргаю, притягивая руку к своей роже, и хватаюсь руками за то, что щекочет мне лицо.
Очки в отражении смещаются девушке на лоб, а у меня резко ухудшается зрение.
Я возвращаю всё как было. Надеваю эти ебучие очки обратно на переносицу, продолжая молча глядеть в зеркало.
— Ты кто… — Звонкий женский голос вырывается из моей пасти вместо привычного баса курильщика. — Нахуй… — Я вдыхаю побольше воздуха, опуская ладонь себе на грудь. Она оказывается необычайно мягкой. И в паху я больше не чувствую того привычного натяжения. Там всё между ног проветривается. Как в две тысячи пятом, когда батя с матей возили меня на море и не парились с купальным нарядом.
Я обхватываю лицо в отражении зеркала руками и медленно выдыхаю.
Затем вдыхаю ещё раз, только нервно, и ору как резанный:
— Какого хуя?!
Глава 2. Валерка Рыков
Верно мать говорила, алкоголь — не зло, а ловушка дьявола. Почти как доступная симпатичная тёлка с ЗПП. Достаточно рискнуть однажды, чтобы жалеть об этом остаток жизни.
Я натягиваю на себя что-то мешковатое, а из мешковатого в доме валялась только здоровая толстовка и затёртые спортивки. Мне жутко стрёмно во всём этом.
На всякий случай я накидываю капюшон и очки надвигаю как можно глубже на переносицу. Я бы предпочёл идти вообще без них, но без них я нихуя не вижу.
В таком виде я выперся на улицу.
Нагроможденные всюду бетонные высотки и кипящая жизнь припечатывает меня к стене панельного дома. На всю улицу гудит клаксон авто, кто-то с кем-то рамсит на ходу, по улицам рассекают электросамокатчики, скейтбордисты, и другая мистическая дичь большого города.
От суеты становится дурно.
Я забегаю в магаз, достаю первое попавшееся под руку пиво из холодоса и подхожу к кассе.
— Паспорт, — цокнула тётка с другой стороны стойки.
Я пялюсь на неё так, будто она полоумная. И действительно считаю её таковой, пока терплю снисходительный взгляд.
Немного погодя всё же продираю голос:
— Да ты чё? — и доброжелательно обнажаю зубы.
Она стоит в одной позе очень долго. Глядит на меня сверху вниз уставшим взглядом. И только когда эта жаба подхватывает мою бутылку и прячет под прилавок с невозмутимым видом, я догоняю.