- Гусеницу, - Сенька наклонился, чтобы достать банку, - это наше домашнее животное.
- Маня, ты смотри, чего они удумали, - рассмеялся дед, опуская загорелую ладонь бабушке на плечо, - вроде как у нас тут своих не хватает. Давно ли ты капусту обирала?
- Иван Николаевич, - мама сначала посмотрела на отца, затем - на нас с братом, а потом повернулась к дедушке, - игра у них такая, они о гусенице заботятся.
- Ну, если заботятся, - дед с трудом подавил смех, - тогда пусть хвастаются, что у них там. Выросла или как?
Радостный Сенька поставил банку с Валерой на стол и залез бабушке на колени.
- Давно она так? - баба Маня ткнула пальцем через стекло в куколку.
- Неделю, - ответил я, - скоро вылупится.
- Ты её в дом неси, - бабушка поцеловала Сеньку в затылок, - а то здесь птицы, да кошка, бывает, приходит.
И под одобрение родителей мы перешли в деревенский дом. Он у нас небольшой совсем: сени, две квадратные комнаты и кухня с настоящей печкой. Каждое лето два месяца кряду мы с братом живём только на ней: едим, читаем, рисуем и спим. Печь бабушка топит изредка, когда в доме становится сыро от дождливой погоды или хочется пирогов. Лучшего места для нас троих сейчас и не придумаешь!
Устроившись в мягких перинах на ночь, я - у края, Сеня - у стены, банку с Валеркой мы поставили в угол к подушкам, но вскоре пришла мама и всё переделала на свой лад. Гусеницу с домиком перенесла на стол у окна, рюкзак повесила на гвоздь у входа в кухню, меня попросила лечь поближе к середине и отгородила от края длинными, жёсткими, как бревна, подушками, чтобы я не слетел на пол не дай бог.
Ближе к утру, когда в перинах стало жарко, я проснулся и, перевернувшись на живот, свесил голову с печи. На кухне хлопотала бабушка: что-то резала и закручивала в белое, сверкающее в темноте, полотенце. Дед сидел у стола и смотрел на Валеру.
- На крючок бы её. Всё равно уже, - прошептал он, и меня на лопатках подкинуло над периной.
- Не мели ерунды, - ответила ему бабушка. - Не наше это дело. Иди давай, не то всех разбудим.
Дед заскрипел стулом и, шаркая толстыми вязаными носками по полу, прошёл мимо меня к двери.
- А завтрак? - окликнула его бабушка. - Рыбы поклюют, и ты поклюй с ними.
Дед махнул рукой и вышел из кухни, бабушка заторопилась следом. Когда хлопнула входная дверь, я спрыгнул с печи и подлетел к банке.
Света ещё было мало, солнце только-только поднималось над полем, и потому я видел не так хорошо, как бы мне этого хотелось. Но лучше не видел бы совсем.
Перед Валеркиным домиком, нелепо вывернув нерасправленные крылья, на боку лежала молочно-белая крошечная бабочка.
Я медленно опустился на стул. Ощущение было такое, словно кто-то бросил мне на плечи большой тяжёлый мешок, который я поднять не в состоянии. В груди стало жарко, к горлу поднялся противный липкий шар, и я бросился обратно на печку.
Я не знал, что делать. Честно, не знал.
Убрать мёртвую бабочку, а утром сказать Сене, что Валера вылупился и улетел?
Не убирать бабочку? Но это ещё ужаснее.
Сбегать во двор... При чём тут двор?
Я посмотрел на брата. Спит.
Бабочку уберу, и точка! Пусть он ничего не узнает.
Я проснулся от крика Сеньки «Ваня, Ваня, смотри!», подскочил над периной и чуть не свалился с печки.
«Пустую куколку нашёл, - подумал я и поторопился спуститься вниз. - Что сейчас начнётся...»
- Она такая.... - Сеня поднял банку с ярко-жёлтой наклейкой «Томаты в собственном соку» над головой и крутил её то в одну, то в другую сторону.
- Какая?
- Необычная... - ответил брат и протянул мне Валеркин домик.
- Что необычная? - не понял я.
- Бабочка!
- Какая бабочка?
- Вот же, смотри!
Я приблизил банку к лицу и, действительно, увидел в ней бабочку. Небольшую, серо-белую, у неё на крылышках темнели крошечные пятнышки.
Как такое могло произойти?
Я же сам вынес её на улицу.
Рано утром, когда Сенька спал.
Неужели это была не она, ой, не он, не Валера?
- Папа! Папа! Смотри! - ещё громче закричал брат, когда в кухню вошли родители и бабушка с дедом. Они обступили нас с Сеней и качали головами.
- Эка невидаль, - хмыкнул в кулак отец, а дедушка широко-широко заулыбался и положил ладонь бабушке на плечо.
КОНЕЦ