Выбрать главу

Народу всё прибывало. Сплелось всё воедино, слились потоки слез, переливаясь в огромное, да простит меня читатель, «море горя». И сама эта нелепая гибель в расцвете сил, и то, что ушел любимый Валера, Валерочка так рано и так несправедливо… Действительно, народный любимец, которому бы жить да радовать людей своим искрометным даром.

«На территории армейского Дворца спорта всё битком было заполонено людьми, многие из них плакали. Мы, армейцы, были в военной форме. Это было невыносимое чувство. Михайлов, Петров, Лутченко несли гроб Валеры. Я нес венок. Больнее всего было смотреть на его маму. Это был шок. Боль потери чувствовалась годы. Мы об этом много говорили. Если бы он поехал в Канаду, тогда бы мог остаться жить. Но это судьба. Я не из тех, кто эту тему поддерживает. Харламов — это человек уникальный. И потеря его была очень тяжелой», — вспоминал Сергей Гимаев.

Наконец приняли решение везти гроб на кладбище, несмотря на то, что люди всё еще шли к дворцу. «Вспоминаю, что на похоронах Валеры народу было очень много. Тысячи и тысячи людей. К нашему армейскому залу тяжелой атлетики сплошной поток людей шел. Как в мавзолей шли. Очень много народа было. Долго проходила панихида из-за нескончаемого потока людей. Потом отправились на Кунцевское кладбище. Мы ехали отдельной машиной. Там непонятно, кто сел. Было несколько автобусов, чтобы туда доехать. На кладбище всё тоже битком забито было, не пробиться. На Кунцевском же дождь лил, как из ведра, потом вдруг солнце резко в секунду выглянуло. Выступали Тарасов, председатель спорткомитета Министерства обороны, генерал такой хороший. Выступало руководство, и люди говорили», — рассказывал Александр Гусев.

Так получилось, что накануне того рокового дня Владимир Винокур уехал в Курск в гости к родителям. «Тут мне позвонил Лева Лещенко и говорит: “С Валерой беда. Он разбился на машине”. Я по инерции спрашиваю: “Он в военном госпитале или в гражданской клинике?” — вспоминая об аварии, которая у него была в 1976 году. Тогда Лева сказал мне, что случилось самое страшное и непоправимое. Я немедленно поехал в Москву», — вспоминал Винокур.

«Похороны Валеры стали для нас трагедией, описать которую не хватит никаких слов. Я не чувствовала ничего: ни ног под собой, ни головы не было. Только запомнила, что, когда мы выезжали с процессией из Дворца спорта ЦСКА, повсюду, несмотря на проливной дождь, стояли плачущие люди на коленях и так провожали его в последний путь», — вспоминала Татьяна Блинова, знавшая Валерия Харламова с юношеских лет.

«В день похорон Валеры в 81-м году, когда мы выехали из ЦСКА, был ливень, мы ехали автобусом. Вспоминается символический эпизод. Едет траурная колонна, и вдруг перед нашим взором предстает совершенно потрясающая картина. Мужчина в светлом костюме под этим сумасшедшим дождем выходит прямо на Ленинградское шоссе с охапкой роз, встает на колени, прямо в воду перед едущим навстречу ему катафалком с гробами Валеры и Ирины, а затем и всей колонной, и кладет эти цветы, эту охапку шикарных роз прямо на мокрый асфальт. При этом он рыдал. А потом, когда мы приехали на кладбище, засияло ослепительное солнце. Я всегда, когда рассказываю про похороны Валеры, вижу эту символическую сцену: мужчина, розы, ливень и сияющее солнце» — а это вновь воспоминания Владимира Винокура.

Ливень на кладбище внезапно прекратился, выглянуло солнце. В этот момент к гробу подошел Анатолий Тарасов. Вдруг прогремел гром и снова начался ливень. Тогда Тарасов сказал свою знаменитую фразу: «Видите, по Валере плачет вся Москва». И потом вдруг так же резко выглянуло солнце. «В прощальном слове на траурном митинге перед тысячами людей, перед верными друзьями хоккея и Харламова, собравшимися на кладбище, я говорил, что Валерий не знал своего величия, — напишет позже Анатолий Владимирович Тарасов. — Валерий был действительно великим хоккеистом… он не ведал истинных масштабов своего поразительного дарования, никак, никогда, ничем и ни перед кем не подчеркивал своей исключительности и вообще был редкостно порядочным, чистым и честным человеком».

«Сотни раз за двадцать лет тесного общения видел Тарасова — чаще сумрачного, считанные разы улыбающегося. Плачущего — первый раз. Думал, это капли дождя. Но микрофон выдал срывающийся голос: “Он был великий хоккеист, умел один воевать против шестерых. И побеждать. Потому, что человечище был могучий”. В последние минуты пребывания Валерия на земле вышло солнце. Тепло и ласку оно на прощание подарило ему», — писал Борис Левин.92

«Я узнал о гибели Валеры в Рязани, где работал. Я просто представить себе не мог, что это случилось. Похороны стали прощанием с великим человеком. Вся Москва встала, дождь шел. Так, наверное, политических деятелей не хоронили. Любили его за человечность, за простоту, не простодушие, а простоту, за то, что он был доступен для простых нормальных людей, а не снобов и лицемеров, какие бы те должности ни занимали», — вспоминал Вадим Никонов.

«Трагедия в том, что Валера был человеком мира, который не принадлежал себе. Он ушел трагически. Конечно, он переживал, что его, действующего игрока, лучшего на тот момент, не взяли в Канаду. У него были конфликты с Тихоновым, все знали об этом. И тут случилась эта трагедия, когда за рулем сидела Ирочка, царствие ей небесное, которая мало водила автомобиль, причем она училась в автошколе на “москвиче”, а в тот трагический день села за руль “Волги”. Все знают этот случай: был сильный дождь, затормозила в дождь, и под машину ушла… Я сильно скучаю по нему. Вспоминаю Валеру, особенно в памятные даты, часто бываю на Кунцевском кладбище». — Винокур с трудом пропускает через себя эти слова и берет долгую паузу.

Разговор автора этих строк с Владимиром Винокуром, состоявшийся весной 2014 года, большей частью был посвящен тому, чем отличается сегодняшний хоккей от того, который демонстрировала легендарная советская сборная. В ответ на вопрос о слагаемых побед Харламова и его товарищей Винокур сказал очень красивую фразу: «Они были “золотые”. Золотые парни. У них не было многомиллионных контрактов, они получали копейки даже за выигрыш, женам покупали дешевые сувениры на распродаже. Но это были ребята, преданные спорту, преданные стране, патриотизм у них был высочайший и самый искренний».

«Я считаю, что Валера — это классика России. Гагарин и Харламов — люди, которых знает мир. Которых помнит. Первый космонавт — Юрий Гагарин и первый хоккеист мира — Валера Харламов. Конечно, космос, его освоение — это что-то такое заоблачное, поднебесное. Но и искусство Харламова было уникальным, всемирным. Поэтому в мире нет уголка, где бы человек, увлекающийся хоккеем, да и любым видом спорта, при слове “Харламов” не улыбнулся бы и не вспомнил бы его. Сегодня феномен Харламова не превзойден», — заключил Владимир Винокур.

То, что делал Харламов на льду, действительно неподвластно даже мастеру хоккея. Так играл художник, замкнутый в себе, ранимый, тонко чувствовавший фальшь. Таким Харламова, обычно веселого и жизнерадостного, и описывали те, кто близко знал его.

«Игроки-художники, игроки-артисты требуют к себе особого отношения. Отношения, я бы сказал, бережного. Валерий был гордым человеком. Не гордецом, выставляющим напоказ свои регалии, а именно гордым. Справедливые замечания, порой даже резкие, он принимал с достоинством — благо сам прекрасно понимал, что такое хорошо и что такое плохо. Но несправедливости, не только по отношению к себе, не переносил. Потому был особенно раним. Да, да, раним. Несмотря на свою, казалось бы, постоянную веселость, общительность, он порой уходил в себя. И возвращал его к жизни — здесь без высокого слога не обойтись — именно хоккей», — похожие слова о Валерии Харламове сказал и Борис Кулагин, знавший его 19 из 33 лет жизни хоккеиста.93

«На мой взгляд, феномен Харламова состоит в совокупности человеческих качеств, таланта, мужского начала, харизмы, желания жить и быть лучшим. То, что его и сделало Харламовым. Мне кажется, он не сомневался ни в чем. Кажется, всегда знал, чего хочет. И самое главное: добивался того, чего хочет. Хотя судьба у него была непростая. Приходилось преодолевать, падать и подниматься, и опять падать, и опять подниматься. Он был, как былинный герой, человек, который из рабочей среды сумел пробиться, стать любимцем миллионов и лучшим в своем деле. Он бы не состоялся без веры в себя, без таланта, без трудолюбия, без уникальности. Она тоже, насколько я понимаю, приходит, если ты в это веришь, если этим ты живешь», — констатировал в нашей беседе Вячеслав Фетисов.