«Ждать розыгрыша можно было в любое время», — вспоминал Владимир Писаревский. Вот яркий пример. Однажды сборная СССР возвращалась с победного для нее турнира в Чехословакии. Писаревский купил четыре литых диска для машины, потратил на них почти все командировочные, даже на еде сэкономил. Команда приехала в пражский аэропорт, готовилась к регистрации. Писаревский оставил диски возле хоккеистов, а сам отошел на пару минут. Возвращается, а дисков нет. Ребята все серьезные, говорят, что ничего не видели, выражают комментатору сочувствие. Рядом стоит Харламов, всем своим видом выражает «вселенскую» скорбь, тут же Мальцев ходит, причитая: «Как же так, Владимир Львович, что же ты не уследил»… Писаревского начинает прошибать холодный пот. И вот, когда комментатор близок к отчаянию, наступает развязка. Выясняется, что шутники Мальцев и Харламов спрятали диски, чтобы ожидание перед полетом не было таким томительным. «Я выдохнул, рассмеялся сам. Другим бы устроил скандал, а на Сашу с Валерой нельзя было обижаться», — вспоминал Писаревский.
— Ну и язычок у вас, Валерий! Все время над кем-нибудь посмеиваетесь, — заметил однажды драматург Яков Костюковский.
— Имею право, потому что всегда могу посмеяться над собой, — тут же парировал Харламов.
Олег Спасский в своей книге «За кого болеют журналисты» вспоминал, насколько уважительно относился хоккеист к работе журналистов. Они вместе работали над автобиографией Харламова. «Порой он не успевал к назначенному им же самим часу — звонил в таком случае непременно. А однажды, не дозвонившись, приковылял (ноги после первой аварии еще болели) в “Смену” самолично. Отдохнув, пошутил: “Жаль, что от ЦСКА до вашей редакции каток залить невозможно, мне кататься сейчас легче, чем ходить”».
В те годы не существовало никакого пиара и спортивные звезды еще не обзаводились собственными пресс-атташе, с тем чтобы отгородиться или, наоборот, быть «выставленными в выгодном свете» в массмедиа. Харламов никогда не избегал общения с репортерами. Журналисты всегда тянулись к нему, восхищаясь его оригинальной манерой игры, артистизмом на льду, обаянием и магнетизмом в общении. С ними Валерий Харламов разговаривал предельно доброжелательно, спокойно, шутил, но не заискивал, не пытался понравиться, так, чтобы о нем хорошо написали на следующий день. Он лучше других спортсменов понимал, что за каждым журналистом стоит многомиллионная аудитория читателей (а тираж «Советского спорта» в те годы достигал пяти миллионов экземпляров!). Более того, Харламов, по словам Спасского, ругал своих партнеров, если те капризничали и неохотно отвечали на вопросы корреспондентов.
Об одном из таких эпизодов вспоминал Анатолий Тарасов. Однажды после победы сборной СССР на чемпионате мира и Европы к одному из известнейших игроков подошел начинающий советский журналист, которого хоккеисты толком еще не знали. Увидев молодого репортера, игрок не только отказал в общении, но и посоветовал ему идти восвояси. Его поддержал другой хоккеист сборной, находившийся рядом. Мимо проходил Валерий Харламов, который увидел, что репортер едва не плачет от досады, а хоккеисты чуть ли не смеются. «Да вы что, ребята?! Вы в своем ли уме? Человек за семь верст киселя хлебать добирался. Ему надо свою работу делать, как и вам шайбу в ворота бросать. Что это за барские замашки? Журналист ведь вас о хоккее спрашивать хочет, а вы — хоккеисты. Стало быть, вы обязаны ему отвечать», — отчитал коллег Харламов. Пристыженные игроки извинились перед журналистом и принялись отвечать на его вопросы. Объясняя, почему он решил начать работу над книгами, Харламов отвечал журналисту: «Я рассказываю о хоккее, о товарищах и себе потому, что хочу приобщить к спорту как можно больше людей. Ведь спорт это здоровье, интереснейший отдых, новые друзья».
«Валера был очень доступным человеком, был коммуникабельным, легко мог поддержать любую тему, с ним можно было говорить о чем угодно, не только о хоккее, — вспоминает Владимир Писаревский. — При этом заблуждаются те, кто считает, что его, дескать, интересовала только музыка. Он много читал, был одним из самых читающих спортсменов в той эрудированной сборной».
Одним из любимых произведений — наверное, сказывались гены — был «Дон Кихот» Сервантеса. Героя книги испанского писателя и советского хоккеиста роднят упорство в достижении цели, стремление идти в атаку на самые неприступные редуты, например на канадскую защиту.
Книжки, а не приставки и планшеты, были основными спутниками спортсменов того поколения победителей. В дорогу, тем более если предстояли поездки за океан, Харламов почти всегда брал с собой бессмертный образчик юмора книгу «Двенадцать стульев». Постоянно перечитывал, знал ее почти наизусть. Яков Костюковский часто общался с Харламовым. (Кстати, именно ему принадлежит крылатая фраза: «Когда я впервые увидел Харламова на фоне могучих партнеров, его фигура олицетворяла не телосложение, а теловычитание».) Вот как описывает известный сатирик один из диалогов с хоккеистом:
— У вас большая библиотека? — поинтересовался он.
— Не очень… Но есть несколько редких книг, — пытаясь сдержать улыбку, ответил Харламов.
— Какие именно?
— Те, которые ребята брали у меня почитать и… вернули, — рассмеялся Харламов.64
Валерий Харламов был душой любой компании. Но в силу природной скромности, перенятых от отца сдержанности и определенной закрытости не был склонен к выпячиванию себя и монологам о «себе любимом». «У Валерки характер был замечательный, нрав компанейский. Вместе с тем, несмотря на компанейский и общительный нрав, он избирательно относился к дружбе, не перед всеми распахивал душу. Он дружил с узким кругом людей. У него был друг Малец, Валерка Васильев, Лутченко. Я был его другом», — вспоминал Вадим Никонов.
«Друг это, по моим представлениям, человек, который всегда тебе поможет, человек, которому можно довериться в любой ситуации. Друг поймет твое настроение и поспешит принять какое-то участие в твоих заботах, если у тебя неприятности или просто плохое самочувствие. И таких друзей у меня много. Если речь идет о дружбе, я — везучий человек», — писал Валерий Харламов в автобиографии.
После женитьбы, рождения сына, а потом и дочери Бегониты — названной так в честь его мамы — Валерий стал много времени уделять семье и реже встречаться с друзьями, которые не играли в ЦСКА. Больше виделся с Борисом Михайловым, Владимиром Петровым и Владимиром Лутченко. Не так как хотелось, но часто встречался с Мальцевым. «Как договаривались о встрече, когда не было мобильников?» — спрашиваю у Мальцева. «Интуиция, — с улыбкой на лице отвечает двукратный олимпийский чемпион. — Звонили на базу друг другу и так договаривались. Да и Валерка уже знал с годами, когда меня можно застать дома или в каком-нибудь любимом месте. От базы ЦСКА в Архангельском до нашего динамовского Новогорска 18 километров. Иногда заезжали друг за другом».
«Мне довелось пересекаться с Валерой в самых различных обстоятельствах. Вспоминается то, что он был очень общительный и добрый парень. У него не было никаких заморочек, позерства, голова никогда не кружилась от успеха, несмотря на то, что он стремительно, как метеор, оказался в центре внимания многих людей: специалистов, игроков, тренеров, болельщиков, номенклатурной и прочей элиты, которая хотела познакомиться с ним», — рассказывал Владимир Писаревский. Он же вспомнил один эпизод, который говорит о скромности Валеры:
«Однажды мой друг, который работал в ресторане “Яр”, тогда — “Советский”, пригласил меня прийти поужинать. Благо идти мне было относительно недалеко от дома, а хоккейный сезон уже закончился. Подхожу к главному входу и вижу, как около него стоит одинокий Валера Харламов, одетый по-спортивному, в желтую куртку. Грустный какой-то был, что на него, в общем-то, и не похоже. Подхожу, мы тепло приветствуем друг друга. “Пойдем, говорю, Валера, внутрь, поужинаем”. — “Не могу, меня не пускают, дескать, мест нет, да и одет я неприлично”, — признается Харламов. Я в шоке: “Тебя и не пускают?!”».
Изумлению Писаревского не было предела. Это случилось как раз после суперсерии 1974 года. С учетом того, что в лицо Валерия Харламова к тому времени знало почти все население страны, ситуация выглядела более чем странной. «Вот такая ситуация, Володя, — улыбнулся Валерий Харламов. — В Канаде и США у меня был бы собственный ресторан. А здесь в родной “Советский” игрока советской сборной не пускают». Швейцар скрылся за дверьми ресторана, и комментатор был вынужден постучать в дверь, попросив вызвать своего друга, который работал в заведении шеф-поваром.