Как по мне, его главный талант лежал в области психологии. Он умел так изложить свою позицию, точку зрения, что с ним все соглашались. Всегда соблюдал внешнее спокойствие. Его интонация в разговоре любого накала оставалась всегда ровной. Как-то я спросил Васильича, кто из политических деятелей прошлого ему импонирует более всего. Он ответил: «Уинстон Черчилль».
Я попросил его высказаться детальнее.
— Знаешь, Черчилль однажды заметил: «Мудрый политик должен уметь прогнозировать развитие и концовку любой политической ситуации...»
— Что же в этих словах тебя привлекло? Любой грамотный политик просто-таки обязан предвосхитить ситуацию, образно говоря, уметь вглядываться за горизонт.
— Конечно, конечно, — согласился Лобановский, — но я процитировал только первую часть высказывания легендарного премьер-министра Великобритании. Завершающая часть его такова: «...но если ситуация все же примет непредсказуемый оборот, необходимо всех убедить, что именно такую развязку мы предполагали еще в самом начале».
Лобановский был всесторонне одаренным человеком. Обладал житейской мудростью, постоянно постигал что-то новое. Однажды, войдя к нему в комнату на пятом этаже в здании динамовского лагеря в Конче-Заспе, застал его с книгой в руках:
— Что читаем на сон грядущий?
— Сочинения хитрого итальянца Никколы Маккиавелли, — ответил Лобановский.
Я пошутил:
— Что-то не припоминаю, кого он тренировал. В «Роме» работает Капелло, в «Милане» — Анчелотти, в «Ювентусе» — Липпи. А этот что, на периферии целину поднимает?
— Эта книга написана в XVI веке великим мыслителем из Флоренции. Ее держали возле себя самые выдающиеся и самые одиозные политические деятели: Маркс, Ленин, Бисмарк, Мао Цзедун, Черчилль, де Голль, Рузвельт, Горбачев...
— Это что, для общего развития?
— Не только, — Васильич поднял глаза. — Спортивный коллектив — это модель государства в миниатюре. В нем есть свои «президенты» и «министры», «прокуроры» и «адвокаты». Следовательно, законы управления, моделирования и мотивации должны иметь схожие рычаги. Тут есть над чем пораскинуть мозгами.
Голова у Васильича была светлая. И тренером он был незаурядным. Если хотите, мыслителем, новатором, ну и, конечно, психологом. И все это одновременно.
* * *
Все задуманное и спланированное Лобановским зимой 97-го к концу года приобрело реальные очертания. У него была слеплена команда, которую почитали и в своих и в чужих пределах. Эта команда не боялась никого. А вот ее побаивались. Но все же засевшая еще в далекие 70-е «заноза» не давала тренеру покоя: с советских времен наиболее неудобным месяцем для проведения официальных международных матчей, как и прежде, был первый весенний месяц — март.
Чемпионат СССР обычно стартовал в начале апреля. В марте команды высшей лиги на предсезонных сборах месили грязь на южных полях. Эту смесь из грязи и травы трудно было назвать футбольным газоном. И если в ноябре-декабре лучшие советские команды не уходили без борьбы побежденными в европейских турнирах, то в марте, не успев как следует восстановить физические кондиции и не имея должной игровой практики, они одна за другой, словно шары в лототроне, выскакивали из дальнейшей борьбы.
Так было вплоть до 1972 года: март оставался настоящим камнем преткновения, о который разбивались мечты о завоевании европейских кубков. Первым этот барьер в 1972 году преодолело московское «Динамо». В 1/4 финала Кубка кубков москвичи получили в соперники югославскую «Црвену Звезду». Матч в Белграде гости выиграли — 2:1. Ответная игра состоялась в Ташкенте (март в Москве — месяц не футбольный), и принесла ничью — 1:1. В апреле российские динамовцы дважды разошлись миром со своими берлинскими одноклубниками с неизменным счетом — 1:1. И вновь «домашним» полем москвичей были не столичные «Лужники» или стадион «Динамо», а арена львовской «Дружбы». Метко пробитые послематчевые пенальти вывели подопечных Константина Бескова в финал, где на «Ноу Камп» они в драматической по своей коллизии встрече уступили Шотландскому «Глазго Рейнджере» — 2:3.