— Валерий, — продолжал Кусикьянц, — принял полуметровую серебряную чашу из рук Рассела и с величавой, я бы сказал, с изысканной небрежностью тут же, не взглянув на золотого боксера с поднятой вверх перчаткой, передал кубок своим коллегам, как бы говоря этим что это награда не ему лично, а всей советской команде.
Окинув взглядом весь зал, он расплылся своей широкой улыбкой и, как только утихли рукоплескания, вдруг неожиданно для всех заговорил тоже на английском языке: «Я очень горд и счастлив, что получил этот почетный приз. Я считаю, что эта-награда — признание советской школы бокса, представителем которой я являюсь. Я горжусь этим. Сегодня я самый счастливый человек на земле».
Рассел, обратившись к присутствующим, воскликнул: «Вы слышали? Вы понимаете: в какие руки мы передали кубок Вэла Баркера? — И затем взволнованно добавил: — Я был бы счастлив иметь такого сына!..»
Специалисты единодушно признают, что биография такого тренера, как Константин Васильевич Градополов, — это летопись советской школы бокса. Поэтому я попросил профессора Центрального института физкультуры и спорта высказать свое мнение, так сказать, нейтрального беспристрастного человека о Попенченко и Кусикьянце, об этом творческом союзе боксера и тренера.
…Мы сидели в его кабинете на кафедре бокса. Более тридцати лет возглавлял ее этот обаятельный, интеллигентный человек с мягкими манерами профессионального артиста. Неторопливо, как бы взвешивая каждое слово Константин Васильевич начал так…
— Я не относил себя, видимо, как и многие другие тренеры, к поклонникам Попенченко. Не скрою, дело прошлое, но перед Римом мы, тренеры сборной, кое-кого просмотрели и, в первую очередь, Попенченко. Меня всегда удивляло то завидное упорство, с которым Попенченко со своим тренером Кусикьянцем шли к намеченной цели. Казалось, они не обращали никакого внимания ни на Федерацию, ни на тренерский совет, ни тем более на советы «меценатов». В спорте чудес не бывает и мастерство к боксеру быстро не приходит. Опыт приходит с годами. Попенченко как штормовой ветер буквально ворвался, что называется, с боем в нашу боксерскую академию. Он разрушил классические каноны, которые устанавливались десятками лет, начиная с его необычной стойки, казавшейся поначалу примитивной, которая никому не импонировала, повторяю, никому, кроме, конечно, его тренера Григория Кусикьянца. Его смелость, темп и темперамент буквально подавляли и ошеломляли всех на ринге и за его канатами. Он был ярок и, главное, ни на кого не похож. На первых порах его техника была еще не отточена, чувствовалось, что отдельные грани этого самородка не отшлифованы, но уже сказывалась рука опытного ювелира, который со временем может дать отличную оправу. На доводку мастерства требовалось время, а пока это окупалось молодым задором, смелостью, отвагой и необыкновенной уверенностью в себе, которая вводила в замешательство, буквально подавляла противников и их тренеров.
Профессор сделал паузу и задумчиво, как бы отвечая на свои сокровенные мысли, продолжал:
— Попенченко — явление в боксе необычное, из ряда вон выходящее, что свойственно истинному таланту. К нему долго все привыкали, даже, пожалуй, слишком долго присматривались, да и чего греха таить, не рисковали, держали на вторых ролях, так сказать, дублером то у Шаткова, потом у Феофанова. Это был тактический просчет тренерского совета и, не побоюсь признаться, мой личный как главного тренера сборной страны. Сказывалась стародавняя болезнь, которая еще не изжита до сих пор, — привычка оглядываться на авторитеты.
