Детство мое пришлось на трудную послевоенную пору. Мальчишки как мальчишки, культ сильного, как и во все мальчишечьи времена, был выше любого авторитета. Синяки и шишки были высшей добродетелью, и мы ими гордились. Фильм «Первая перчатка» мы смотрели по нескольку раз. И во дворе устраивали свои чемпионаты.
Как мне хотелось попасть в суворовское училище! Хоть ростом я был невелик, но мне хотелось показать, что я достаточно сильный, и на медицинской комиссии я даже схитрил, пытался выжать динамометр обеими руками. — Валерий улыбнулся и продолжал.
— 16 лет назад вступил я на боевую тропу бокса и на военную службу одновременно. Весил 49 кг и начал с веса пера. Но бокс не был для меня самоцелью, не менее увлеченно я занимался баскетболом, легкой атлетикой, волейболом, плаванием, шахматами и везде старался быть первым: и в учебе и в спорте. Я тебе это уже говорил.
На спартакиаде суворовских училищ я был горд тем, что оправдал звание капитана своей сборной. Я занял второе место по толканию ядра с результатом 10 метров 70 см. Метнул диск на 31 метр. В 1955 году к окончанию суворовского училища я имел II разряд по шахматам и баскетболу, которыми гордился не меньше, чем званием чемпиона Узбекистана по боксу среди взрослых, хотя и был несовершеннолетним.
Алгебру бокса я постиг в полуфинале юношеского первенства СССР 1955 года, к этому времени в моем активе было 32 боя и 30 побед. Экзаменатором был чемпион страны во втором среднем весе Володя Ковригин. Первый раунд я выиграл. А во втором… Мне страшно хотелось закрепить успех.
Бросился на противника. Он встретил меня — пом ню только начало его серии ударов левой сбоку, правой прямой… Как он закончил ее, я уже не видел. Пришел в себя, ничего не слышу, а сквозь туман пальцы рефери: пять, шесть…
Страшно стало. Нокаут! Вскочил на ноги, все плывет, руки и ноги ватные.
Но снова, будучи в состоянии «грогги», как забияка, бросился на Ковригина. Тот легко шагнул назад и… Опять темно. Второй тяжелый нокдаун. Гонг спас меня. Нашатырь привел в чувство, свет стал ярче и канаты белее. Одно было ясно — так боксировать нельзя. Что-то сдвинулось во мне, слышу шепот тренера: запомни — правой левой, левой в корпус. Это была моя коронная серия. Я делал шаг назад и на отходе бил правой. Противник поднимал, защищаясь, руки, и я добавлял левой. Ковригин вышел добить, нокаутировать меня. Теперь я не принял атаки, закрылся, сместился вбок, ответил короткой серией. Вижу, он нервничает, и, когда он, забыв о защите, рванулся вперед, я отступил и автоматически, как сотни раз на тренировках, провел свою серию — правой прямой в голову, левой в корпус. Упал Ковригин…
Это была моя первая победа не над противником, а скорее над самим собой. Может быть, тогда я и стал настоящим боксером. Так приходит зрелость.
Высшую математику в учебе и в боксе пришлось проходить уже в Ленинграде, будучи курсантом Высшего военно-морского пограничного училища. Причем около года, занятый учебой, я почти не надевал боевых перчаток.
Шестнадцать лет мы не расстаемся с тренером, вместе рука об руку прошли по-настоящему трудный и счастливый путь, вместе делили горести и радости.
Многие болельщики, боксеры и тренеры у нас и за рубежом спрашивают меня, что нужно знать и уметь, чтобы стать олимпийским чемпионом, в чем секреты моих тренировок, как стал лучшим боксером мира? В общем, это те же вопросы, которые задали мне недавно журналисты во Дворце, только в более скромной форме.
Это сложные вопросы. Одно только ясно, что без труда, каждодневного, упорного, спортивное счастье минуло бы меня. Вот он — первый и самый главный секрет и, пожалуй, ответ на все вопросы сразу.
Что касается системы моих тренировок, то мы с Григорием Филипповичем Кусикьянцем придерживаемся одного мнения: нельзя слепо копировать никого — ни Попенченко, ни Лагутина, ни Валасека, ни Григорьева, ни Тамулиса. Поскольку нет в природе двух абсолютно похожих людей, постольку нельзя воспитать боксера, который вел бы себя на ринге точно так, как они. Молодому боксеру не следует слепо заимствовать готовые приемы, готовые рецепты известных мастеров, а нужно работать над тем, чтобы эти приемы в наиболее выгодной форме сочетались с личными качествами, особенностями характера каждого. В боксе, как ни в одном виде спорта, очень многое зависит от индивидуальных особенностей человека: роста, телосложения, длины рук и ног, темперамента, характера, давних привычек, даже походки.
Моя стойка долгое время служила предметом дискуссий и кривотолков, была, что называется, притчей во языцех. Она не нравилась никому: ни противникам, ни судьям и, конечно, не импонировала зрителям. На первый взгляд, она необычна и даже примитивна, но, как отметил еще Феликс Штамм, таит в себе много опасностей. У меня не длинные руки, отсюда мое «дистанционное амплуа» боксера — средняя и ближняя дистанции. А в ближнем бою соперник уходит в глухую защиту, умело, подчас и неумело, вяжет руки, и поединок внешне выглядит неизящным. К этому часто прибегают мои противники, памятуя о моем сильном ударе справа. С другой стороны — стойка у меня открытая, что также противоречит вроде бы общепринятым законам боя в ближней и средней дистанции. Основной минус этой стойки — повышенная опасность пропустить атаку или контратакующий удар соперника. Для этого должно быть обостренное чувство дистанции и отличная реакция, отработанные до автоматизма защитные маневры корпуса, плеч и предплечья. Над всем этим я работал с особым усердием с первых своих шагов в боксе. Собственно, я решал одну-единственную задачу — как в непосредственной близости к противнику удержаться от искушения увязнуть в путах глухих защит. Определенный риск всегда оставался, но зато я обретал полную свободу для самых решительных действий. В этом была моя цель, а средства, как и методика тренировок, оставались и остаются самыми общедоступными, без каких-либо «особых» приемов и ухищрений. Приведу для примера один из своих «рабочих» дней периода непосредственной подготовки к ответственным соревнованиям.