В дни увольнения я с завистью посматривал на счастливчиков и одиноко брел в аудиторию. С жадностью набрасывался на учебники, благо никто не мешал. О неоконченной партии я начал даже забывать, только иногда глухо точил червь сомнения: еще никому я так не проигрывал в шахматы, числясь «твердым» второразрядником.
Однажды после занятий меня вызвали к майору Начасову, заведующему кафедрой физподготовки. Еще услышал смех и знакомый глухой хриплый голос.
— Знакомьтесь, — представил нас друг другу майор Начасов, — это Григорий Филиппович Кусикьянц, тренер по боксу, он у нас секцию несколько лет вел. А это — курсант Валерий Попенченко, комсомолец, спортсмен, подающий надежды, как говорится.
— Да мы с ним уже где-то встречались, — хитровато подмигнул мне, сказал Кусикьянц и крепко пожал руку.
— Ну вот отлично! Я вас оставляю вдвоем, поговорите, а мне нужно идти. Дела…
Ну что ж, начнем, пожалуй? Итак, на чем мы остановились. — Он открыл чемодан, напоминавший чем-то баул, и, достав миниатюрную шахматную доску, стал спокойно расставлять фигуры.
Видя мое замешательство и растерянность, добавил:
— Садись. Сказал же, приду доигрывать, вот и пришел, — и потом доверительно, как со старым знакомым, поделился: — В прошлый раз я заново разобрал и проанализировал всю нашу последнюю партию. Интересно показалось! А главное, задатки боевого мышления обнаружил у тебя. Умеешь мыслить, схватывать и даже принимать решения в сложной обстановке. Правда, не в меру горяч, суетлив порой, но скоростная реакция должна быть хорошая, да и темперамент есть. А вообще-то, — будто спохватившись от чрезмерного откровения, подзадорил: — шахматист-то ты еще зеле-е-ный, теоретик, в партнеры мне не годишься. Шахматы, как бокс, — искусство!
— Вам мат, «гроссмейстер»! — в тон ему, весело, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от радости, произнес я.
— Действительно, мат! Поздравляю с первой победой. Давай еще сыграем…
Много мы с тех пор с Филиппычем партий сыграли. Сотни, а может, и тысячи… Шахматы всегда помогали нам. И хоть он и не имел первого разряда по шахматам, все же чаще выигрывал он. А в конечном счете в выигрыше были мы оба.
Два раза в неделю, как по расписанию, Кусикьянц появлялся в спортивном зале со своим неизменным чемоданом. Там у него было целое походное снаряжение: начиная с электробритвы, кончая боксерскими перчатками и шахматами.
Ребята, помню, сначала шутили: «Попенченко, иди встречай, к тебе опять родственник приехал!» Потом не стали, поняли, что бокс — дело серьезное. Многие сами пришли в секцию: Юра Балагуров, Игорь Демух, Лева Семенов… А после того как в новом спортзале училища было проведено первенство ЦС «Динамо», просто отбоя от желающих не стало…
Болеть за меня, помню, весь курс приходил. Ребята морально поддерживали, причем не только, как говорится, «в хорошую погоду», то есть, когда я выигрывал, но и когда на первых порах меня преследовали неудачи. В Ленинграде все болельщики того времени разделились на две группы, большая часть болела за своего кумира Геннадия Шаткова, меньшая, и среди них, конечно, курсанты училища, — за меня. До этого в равном бою я проиграл Борису Назаренко, затем, уже будучи чемпионом страны, Геннадию Шаткову. И вот, наконец, в 1960 году состоялась выдача «виз» на поездку в Рим. Она совпала с подготовкой к защите диплома. Трудное было время. Хотелось, как и в 1955 году, сразу двух зайцев убить: и с отличием получить, и путевку на Олимпийские игры. Но для этого надо было защитить свой титул. Я был умерен в себе, физически хорошо подготовлен. Только нервы пошаливали. Видно, сказывалась экзаменационная сессия. Дома и стены помогают, поэтому я был вдвойне уверен в успехе. На бой с Шатковым я вышел во всеоружии. Накануне мы с тренером тщательно проанализировали все, что знали о нем как о боксере. Кусикьянц достал свое собственное досье и долго рылся в своих записках.
Взвесив все «за» и «против», мы пришли к одному выводу.
Да, Шатков силен. Даже очень силен. Для меня это был своего рода эталон в боксе. Но у него, как у любого боксера, есть ахиллесова пята. Он мудр и расчетлив, очень экономичен в движениях, своей замедленной, уверенной ведения боя гипнотизировал противников, избегая ближнего боя. Но он не отличался большой выносливостью, уставал к концу раунда и почти не владел боем. Именно этим воспользовался в 1956 году Глеб Толстиков, выиграв у него финальный бой. Встречный взрывной удар справа Шатков готовит почти незаметно, «усыпляя» финтами левой руки, контролируя все движения соперника. Исходя из всего этого, мы разработали вначале схему боя, а затем составили четкий тактический план в двух вариантах, главными в которых были пути и приемы безопасного и надежного проникновения в ближнюю дистанцию и выхода из нее с ударом. Весь бой мы прорепетировали несколько раз, причем в роли Шаткова выступал сам Кусикьянц. Утром в день боя Григорий Филиппович вручил мне свою неизменную записку — окончательный боевой вариант тактического плана. На словах добавил: