Выбрать главу

Дверь, замурованная первым замом, бывшим самым молчаливым членом отборочной комиссии, долго ещё терпела напор негодующего Гацко, жаждущего занять своё место в жюри и продолжить кастинг.

А по другую сторону двери мир провалился в другое измерение, измерение для двоих с одной душой, одним сердцем, одной плотью, а их нарастающее дыхание соединилось в одно и высоким обертоном скрипки пробило вселенную насквозь.

Глава 14

I

- Так лучше! Ты не понимаешь! - причитает ангел в лиловом облаке. Янович приподнял залитую чугуном голову и посмотрел ему в лицо... ей в лицо. Дрожали щёки, дрожал голос юной мамы спящего малыша. - Я понимаю, смерть любимого человека - это тяжело и горько. Но предательство! Знаешь ли ты, как ранит предательство? - Юная мама сощурила глаза, старческие морщины прошили её нежный лоб. - Смерть не разлучает в вечности. Вот! А меня муж бросил, пока я в роддоме была. Я, роженица, в больницу, а в мою кровать - разлучница. Я от боли кричу, а она от неги. - Юная мама остановилась и тяжело задышала.

- Как зовут тебя, девица? - сообразил Янович. - Меня - Валерий Леонидович, - придушённым голосом сообщил он, возвращаясь на землю.

- А я Вера, - всхлипнула юная мама. - Живу в этой комнате. Всё, что осталось от бабушкиной квартиры. Вторую комнату продали после развода, а деньги пополам мама и бывший муж разделили. Вот такие у меня родственники! Мама недовольна, она считает квартиру своей, бывший тоже претендует. Суд у нас странный какой-то, у меня ведь ребёнок несовершеннолетний, и завещание бабушка на меня оформила. Но адвокаты другой стороны очень старались оставить нас с малышом без крова. А я так растерялась, молчала почти. С трудом на вопросы судьи отвечала. Не могла понять, как родные люди, самые родные, понимаешь, муж - отец Тимоши, мать - его бабушка, могли нас предать, так цинично обобрать! - заходясь в гневе, выплеснула накопившуюся горечь она и присела рядом с пострадавшим. - Ладно ещё муж, он бывший, а мать бывшей быть не может! Почему так подло с дочерью кровной обошлась, с внуком? Она будто с ума сошла, когда бабушка заболела и на меня завещание оформила. До сих пор нет-нет да и позвонит, типа с праздником поздравляет, и выскажется: «Как же ты, доченька, бабушку обработала хитро, моё наследство законное угробила...» Понимаешь, я с бабушкой с детства жила, заботилась о ней. Мама замуж вышла, когда мне одиннадцать было, переехала к мужу, родила ещё дочь. Мы общались по-родственному, правда, бабуля была недовольна, с мамой ссорилась часто, но меня особенно не посвящала во всё. Хотела, чтобы у нас нормальные отношения были. - Вера уже готова была разрыдаться, но из последних сил держалась и продолжала почти спокойным голосом: - А когда бабуля преставилась - это случилось перед Тимошкиным рождением, - тут и закрутила нас лихорадка собственников. Мама с сестрой, пока я в роддоме была, бабушкино добро выносили: сервизы, постельное бельё, украшения, люстры, даже телевизор новый умыкнули, который я на декретные купила. - Губы молодой мамы искривила грустная улыбка. - Вернулась - в доме тарелки две, ни одной вилки, даже подушек не было. Ещё, конечно, муж постарался, но мама всех превзошла... Вот так получилось. Живу я бедно, на одно пособие, но счастливо! Мне это счастье ребёнок дарит! Я как увижу его улыбку или слово новое услышу, замирает душа, думаю, пусть всё пропадёт, ничего мне не надо, только бы сыночек мой рос здоровенький и счастливый. - Глаза юной мамы просияли, и Янович приподнялся, чтобы уловить этот неземной свет.

- Милая ты, Вера, - громко прошептал Янович. - Но на мой счёт ты ошибаешься, я хуже твоих родичей. Ты вот что, телефон мой сотовый отыщи в карманах, блок питания на место вставь, дочери надо позвонить, пусть заберёт меня домой. - Он обхватил лоб и опять настроился на свою волну.

Вера сжалась, словно бы превратившись в комок боли. Ей хотелось хоть пять минут пострадать вместо своего несчастного гостя, но чужой крест не поднять. «Помоги, Господи», - взмолилась она и, прижав руки к груди, ушла на кухню, чтобы выполнить просьбу Валерия Леонидовича. Надо отыскать его дочь, родная душа всё же.