II
Святая Мария Магдалина, равная апостолам. Глаза её видели Христа. Уста её возвестили: «Христос воскрес!» А в ладонях её куриное яйцо стало пасхальным, обагрившись невинной кровью Агнца.
Под покровом небольшого храма, выстроенного в её честь на окраине столицы, собралась уйма народа. Одна часть скорбящих - люди из научных кругов: немолодые мужчины, все как один одетые в отечественные костюмы устаревших фасонов. Они прибыли на отпевание своей коллеги, к тому же дочери великого профессора. Ничего другого, более привычного в научной среде, например краткий траурный митинг на кладбище и паровозиком следующий за ним калорийный обед в поминальном зале кафе, люди из научных кругов не знали. Поэтому сегодня господа, а недалёком прошлом товарищи учёные суетились и оглядывались по сторонам. Казалось, святые лики на стенах храма вводили их в неприятный конфуз. Иконы старинные - глаза проникновенные, заглядывают в самую душу, пробуждают совесть. А какому достойному учёному с диссертацией и еженедельной колонкой в толстом журнале захочется вот так вдруг душу наизнанку выворачивать?
Другая часть скорбящих - студенты, друзья единственного сына новопреставленной. Они пожирают глазами величественные стены храма, глаза их полны восхищения, подобного тому, которое они испытали в детстве, впервые очутившись в планетарии. Некоторые из них, яснолицые девушки, раздают свечи участникам похоронной церемонии, осеняя себя крестным знаменем, и чувствуют себя как рыбы в воде. Было бы несправедливо не упомянуть и соседей и некоторых одноклассников покойной, которые организовались в руководящую силу и то и дело дают советы распорядителям похорон, супругам Задорожным, близким друзьям усопшей. Отчего Задорожная выгибает спину, как разъярённая кошка.
В церковном дворике благоухают ковры махровых тюльпанов и пенится сирень. Сюда змейками заползают скорбящие, чтобы полной грудью вдохнуть сотни оттенков весеннего аромата. Распорядительница похорон тоже выбегает и закрывает лицо платком, чтобы никакой из векторов самоорганизованной руководящей силы не посмел бы приставать к ней с новыми пожеланиями и советами. Но с первым же словом батюшки она снова превратилась в начальницу и построила всех скорбящих, у кого рассеивался или даже глупел взгляд.
Батюшка, человек совершенно седой, но крепкий, взмахнул кадилом, и синий дымок полился на гроб. Бывший муж покойной, которого не помнили уже в научных кругах, зарыдал с такой силой, что плечи его сотряслись, но свеча в руке не гасла. Соболезнования Слава Кисель получал с самого утра, слова утешения полноводной рекой омывали его, угрюмого, как мёртвый берег.
Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.
У самого гроба, плечом к плечу с рыдающим Киселем, стоит юноша, самый высокий из участников церемонии. Он бледен, как погребальный шёлк, а под глазами его лежат тени. Это сын новопреставленной и Славы Киселя, Александр Дятловский. Юноша не отрывает взгляда от лица своей матери. Кажется, он так и не поверил в её смерть.
Его спину поддерживает мужчина лет сорока приятной наружности, супруг главной распорядительницы. Лицо его по рождению доброе и симпатичное, но взгляд сосредоточен до предела. Сама распорядительница тоже сосредоточена, хлопоты не дают ей поскорбеть так, как просит душа. Даже сейчас, когда хор возвышает к небесам молитву «Со святыми упокой...», она смотрит на распахнутые двери, подозревая, что два представителя научной элиты, которые делают маленькие ритмичные шаги назад, на самом деле не уступают свои выгодные места соседям, а пятятся к выходу.
Алла Задорожная не подозревает, что за ней тоже ведётся наблюдение. Исследуют её платье, туфли, кольцо с чёрной жемчужиной на безымянном пальце и даже чёрный лак на пальцах. Учёные разошлись во мнениях: кем она приходится покойной, сестрой или подругой? Но, в сущности, оба предположения были верными.
Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.
Слава богу, молитвами батюшки и участников хора народ присмирел и устремил взоры свои от мирского к горнему. Пламя поминальных свечей сливается с Невечерним Божественным Светом.
Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.
Позади скорбящих, у самой стены храма, ютится неприметная на первый взгляд пара: поседевший плотный мужчина, который опирается на худенькую девушку, одетую в чёрную шаль. Он порывисто дышит и еле держится на ногах, как будто бы болен. Она похлопывает его по сгорбленному плечу и изредка что-то шепчет. Всякий раз, когда батюшка просит у Господа милости для новопреставленной, поседевший мужчина поднимает больные горем глаза и крестится, а спутница его роняет слёзы.