Похоронная процессия двинулась на центральное кладбище, а машина с тонированными стёклами, проглотив Яновича и его спутницу, дала задний ход.
Он не увидел, как его старая, не самая приятная знакомая, Алла Задорожная, проявляла талант надзирателя и на корню рубила щупальца суеверий. Самопровозглашённый оргкомитет встал к ней в оппозицию и сеял предрассудки. То Альке не давали выносить гроб, то норовили насыпать в гроб семян, а в могилу денег. Свежий холм пытался водкой полить одноклассник Леры, из которого то и дело извергался кашель. А пожилая соседка Леры тайно от Аллы решила натереть Альку землёй с могилы матери, чтоб «тоска не сушила», и была поймана за руку супругом распорядительницы похорон. Его миловидное лицо побагровело, Алька же побледнел. Он взмолился, когда Константин схватил за грудки ретивую соседку: «Дядя Костя, пожалуйста...» И она была с проклятиями отпущена на волю, правда, быстро пришла в себя и стащила-таки погребальный рушник.
Янович сидел с закрытыми глазами в салоне автомобиля, сквозь тонированные окна лился свет. Вера сбросила на плечи шаль и гладила его ладонь.
Строгий водитель хриплым голосом произнёс:
- Ну? Не полегчало? - и, не дождавшись ответа, продолжил: - На кладбище после. Пусть народ разойдётся. Свидетели тебе ни к чему.
Янович сдавил пальцами глаза и ответил:
- С ней я похоронил и себя. Смысла жить нет.
- Ну ты, пацан, опять за своё? И чем она тебя так присушила? - Водитель прибавил скорость. - Я эти два дня смотрю на тебя и удивляюсь. Как можно из-за бабы так убиваться? Были у меня две зазнобы, покрутили да и разбежались. Если кто из них преставится, не уверен, что слезу пролью. Даже Валька моя пойдёт к Богу - ну и в добрый путь! Всплакну, выпью - и будет. Вот, грех сказать, если б с сыном что, тьфу, тьфу, тьфу... Тут бы и мне конец пришёл. Понимаешь, душа за него болит. - Говорящий закурил сигарету, от смрада которой Вера закашляла.
- Ладно, - с досадой сказал он и выбросил горящий бычок в окно, машина подпрыгнула, выскочив на кольцевую. В заднем стекле таяло кладбище. Валерий смотрел сквозь стекло, воздух, космос, почти не дышал, а колени его слегка дрожали.
- Ребёнок, - продолжил водитель, взглянув на зеркало. На стальной глади отпечаталось мёртвое лицо друга, - плоть и кровь твоя, вот что может пронять, до самой глубины. А бабы - так, украшение в жизни, мишура новогодняя. Они и любить-то разучились. На кошелёк зарятся, это те, кто посмазливее, а остальные за любые штаны хватаются, лишь бы замуж.
Щёки Веры вспыхнули, она пронзила затылок водителя нервным взглядом.
- Ох, Родионыч, - вздохнул оживший Валера, - ты ведь не циник. А я теперь буду как ты. Теперь все бабы для меня мишура. А плоть моя и кровь, Лера моя, ушла. Как священник сказал, в таинственные двери. Всё.
- А я, - произнесла Вера как будто украдкой. Голос её серебрился оттенками детства, - давно такой стала. А раньше так любить умела!
Родионыч обернулся и блеснул глазами. Казалось, он впервые увидел пассажирку в своей машине.
- Ладно, пацан, давай девушку доставим по адресу, - свернул откровения Родионыч. - Гражданская панихида уже начинается. Полину надо тоже проводить. Поедем в крематорий.
Янович кивнул.
- Нас с девушкой по её адресу, да. У меня дело к ней неотложное, по теме «не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня».
Водитель чуть руль не выпустил.
- Я не ослышался? Ничего, что тебе надо жену похоронить?
- У меня нет жены, я разведён, - отрезал Янович. - А с убийцей моей невесты я и так достаточно великодушен: похороны оплатил, венок купил, стол накрыл. Избавь меня от общества её гламурных подружек и тренера по пилатесу. Они и без меня сегодня удачно накидаются, по традиции. - Подбородок Яновича заострился.
Родионыч выдержал паузу и прошипел:
- От общества дочери ты тоже собираешься избавиться? Опять бросаешь девочку?
- Снежана взрослый человек, практически семейный, так бы и её не пустил в этот театр абсурда. Впрочем, я готов. Я заберу её с кладбища, прямо от стены плача, и весь вечер буду утирать слёзы.
Лицо Родионыча сделалось каменным от обиды, и больше он не проронил ни слова.
III
На бывалом «гольфике» три часа уверенной езды из Гродно в Минск промелькнули за минуты. Казалось, колёса немецкого живчика так и не коснулись бетона. А вот поездка по столичному проспекту стала пыткой и превратилась в короткие перебежки между тупыми пробками и красногрудыми светофорами. Но по-настоящему Сергея вывела из себя куча автомобилей на парковке около дома Снежаны. Пришлось возвращаться и ставить машину в кармане у набережной, а путь завершить спринтерским забегом к порогу дома невесты.