— Пора, — сказал Валерка и с топором в руках храбро двинулся к высокому штабелю полутораметровых бревен. Следом за ним, уныло позванивая пилой, поплелся Вовка.
Только приладили на шаткие козлы дровину, к ним не спеша подошел Марс — вислоухий дворовый пес. Обнюхал Вовкины ботинки и вдруг басовито гавкнул. Вовка чуть пилу не выронил.
— Кусается? — спросил он, пятясь от Марса.
— Если за хвост возьмешь, — сказал Валерка, — а так нет.
Дзинь-дзинь-трк! — спотыкаясь, нехотя врезается пила в толстую березовую лесину. Что-то тяжело пилится. У Валерки на носу дрожит капелька, а у Вовки вспотел лоб.
— Нудное это дело, — говорит Вовка. — Топором куда быстрее.
— Толстое бревно, — сопит Валерка, — не перерубишь.
— А как же первобытные люди валили большущие деревья? И не такими топорами, а каменными!
— То первобытные… Они здоровенные были и волосатые.
С первым бревном с горем пополам покончили. Вспыхнули уличные фонари. И сразу засияли пунктиры проводов. Над воронкой водосточной трубы синел кусок ночного неба с дырявым облаком. Облако пыталось поймать острый серп месяца, но месяц выпрыгнул в дырку и засиял еще ярче.
— Что-то вдвоем у нас плохо получается, — сказал Вовка, с ненавистью поглядывая на пилу. — Ты вот что, один попили, а я мигом раскокаю эти чурбаки.
Он размахнулся и, громко крякнув, изо всей силы треснул топором по косо поставленному чурбаку. От чурбака отлетела малюсенькая щепка и щелкнула Вовку по лбу. Он выронил топор и стал подозрительно долго ощупывать лоб.
— Ну чего ты себя по лбу гладишь? — стал злиться Валерка. — Коли!
— Дела-а, — сказал Вовка. — Знаешь, Валер, я вышел из строя… Что-то вижу плохо. Контузия.
Валерка в сердцах швырнул пилу. Она взвизгнула, словно кошка, которой наступили на хвост.
— Контузия… По морде дать бы тебе!
— А сам-то, — зеленые Вовкины глаза округлились, — тя-я-нет все время пилу куда-то в сторону… Молчал бы уж, тоже мне пильщик!
— А ты… — взорвался Валерка, но Вовка перебил его:
— Чьи это наколотые дрова у сарая? Во-он там, под крышей?
— Наши, — ответил Валерка, разжимая кулаки. — В сарай не влезли, вот и сложили тут. Я сам складывал.
— Зачем вам так много дров? — сказал Вовка. — Давай половину твоему пенсионеру в сарай переложим, а? Вот обрадуется старик!
— А мама?
— Она не заметит! — уговаривал Вовка. — А потом, мы ведь не себе берем, а для пенсионера. Шутка сказать — человек два танка поджег…
— Влетит… — колебался Валерка.
— Эх ты! — презрительно сказал Вовка. — Тимур бы и его команда тут и думать не стали… Перетащили бы дрова пенсионеру — и делу конец.
Этот довод сразил Валерку. Покосившись на свое освещенное окно, он отчаянно тряхнул головой:
— Хватит нам и тех дров, что в сарае!
Переносить готовые дрова куда легче и быстрее, чем пилить толстые бревна. Через полчаса высокая поленница уменьшилась наполовину.
— Давай все до полешка перетащим! Для такого человека не жалко, — расхрабрился Вовка. Желтый вихор его растрепался, зеленые глаза блестели, к носу пристали опилки.
— Не надо увлекаться… — сказал Валерка. — Дрова-то все-таки не твои.
Повесили на дверь сарая пенсионера Локоткова старый, незакрывающийся замок, отряхнули с курточек опилки и мелкие щепки.
— Здорово поработали, — сказал Вовка.
— Больше чем полполенницы ликвидировали, — вздохнул Валерка.
— Тащи, — сказал Вовка.
— Это еще чего? — удивился Валерка.
— Чего! Бинокль…
Валерка тяжко вздохнул и отправился на третий этаж за биноклем.
Вовка, по-хозяйски оглядев полевой бинокль, накинул ремешок на шею. На улице было темно, и он стал смотреть на месяц и звезды.
— Осенью получишь, — сказал Вовка, прощаясь.
Дома Валерка перед сном еще раз перечитал письмо брата и задумался. Вот он помог пенсионеру Локоткову. А радости никакой не почувствовал. Наоборот, что-то гложет сердце. Может быть, у Тимура тоже нелегко было на душе, когда он мчался ночью с девочкой Женей на чужом мотоцикле?
Долго ворочался на кровати Валерка. Не мог уснуть. А утром проснулся в плохом настроении. Мрачный мотался по квартире. Впервые пожалел, что сегодня воскресенье и не надо идти в школу. Сел за письмо к брату. Старательно вывел: «Здравствуй, Геня!» — и… все! Как ни старался, больше ничего не смог придумать.
Подошел к окну. На мокром дворе пусто и скучно. В лужах плавают ржавые прошлогодние листья и бумажки. Под мелким дождем на веревке мокнет чье-то белье. У низенькой поленницы на опилках лежит Марс и лениво гложет уже сто раз обглоданную кость.
Валерка решил немного прогуляться, натянул пальто и спустился вниз.
С крыши дома срывались крупные увесистые капли. С неба — мелкие.
— Марс! — позвал Валерка и прикусил язык. Возле ополовиненной поленницы остановились мама и маленький, худенький пенсионер Локотков. В одной руке мама держала зонтик, в другой — большую продуктовую сумку. Из сумки задорно торчал зеленый хвост лука.
— Любопытно, — сказала мама. — Кому могли понадобиться наши дрова?
— Минуточку терпения, — сказал Локотков, — это мы в один момент выясним.
Пенсионер не на шутку увлекался приключенческой литературой. Пропажа дров явилась для него сущей находкой. Наконец-то представился случай на деле применить почерпнутые из книжек знания.
К ним подошел и папа. В папиных руках — большая коробка с тортом. Вафельный в шоколаде. Валерка вздохнул: не пробовать ему нынче этот торт. Увидев Локоткова, присевшего на корточки, папа спросил:
— Потеряли?
— Нашел! — радостно сказал пенсионер. — Следы нашел!
Согнувшись пополам, он двинулся по дорожке, протоптанной Валеркой и Вовкой, прямехонько к своему сараю. Потоптавшись возле дверей с незакрывающимся замком, пенсионер Локотков растерянно сказал:
— Следы исчезли… Без собаки трудно.
— Плохой вы следопыт, — засмеялся ничего не подозревавший папа, — и без собаки видно, что следы ведут в ваш сарай. Открывайте, чего уж там…
— Не надо! — каким-то не своим голосом закричал Валерка, выбегая вперед. — Дядя Локотков не виноват. Это мы… Это я перетащил сюда наши дрова. — И посмотрел на пустой, засунутый в карман пальто, рукав пенсионера Локоткова.
Вечером Валерка закончил письмо к брату. «Здравствуй, Геня! — написал он. — Книжки твои я не растащил. Очень надо. У меня своих полно. Когда ты приедешь домой в отпуск? Скоро у нас начнутся летние каникулы. Мама сказала, что если я перейду без троек, то отпустит меня с тобой в деревню, к бабушке. Вот будет здорово, да? А для людей я так ничего и не сделал полезного. Не получается. Когда я сказал, что это я наши дрова сложил в сарай пенсионера Локоткова, все ужасно удивились и даже позабыли меня как следует отругать. Ну да еще отругают. Пусть даже папа отлупит. Когда за дело, не обидно. А Вовку Шошина я поколочу, хоть он и длиннее меня. И зря я ему, такому хитрюге, бинокль на все лето отдал. Будет задаваться там, в лагере. И забрать назад нельзя: дал пионерское…»
Со двора донесся какой-то шум, смех. Валерка подошел к окну и страшно удивился: возле сарая пенсионера Локоткова выросла гора наколотых дров. Папа и слесарь Иван Лукич со второго этажа пилили. Соседка тетя Настя колола, а пенсионер Локотков и мама складывали в сарай белые поленья.
КОНЕЦ ХИТРОЙ ЩУКИ
Генька приехал из Сибири раньше, чем ожидал Валерка. Он наконец построил в тайге громадный завод, и ему дали отпуск. Неделю не отходил Валерка от старшего брата. Повсюду следовал за ним по пятам, как Марс за соседом Локотковым. Генька не ругался и не прогонял его. Какой-то другой стал Генька. И тот вроде, и не тот. Плечи у него стали шире, лицо обветрилось, и кожа на щеках шелушилась. Голос тоже стал другой — басовитый. Только серые глаза остались такие же веселые и немножко хитрые, как у папы.