– Груз нужно привязать так, чтобы держался плотно, как зубы во рту, – продолжал между тем он, расхаживая по палубе и сам уже начиная верить собственным словам. – Лес закрепите, концы канатов пропустите через весельные отверстий и натяните поперек палубы. Смотрите мне, чтобы мешки с зерном и фруктами были увязаны как следует: представьте, что вы затягиваете в корсет толстую бабу – упритесь ей пониже спины коленкой да тяните изо всей мочи. А то, не ровен час, волна через палубу перехлестнет да и смоет их. Как закончите здесь, отправите людей в мою каюту – бочки и ящики надо так укрепить, чтобы между ними и переборками места осталось не больше, чем между мясом и кожей. И запомните, вы, – победоносно закончил он, – хочешь ничего не терять, не быть застигнутым врасплох и ни от кого не зависеть – держи все на привязи: и деньги, и добро, и врагов, и друзей заодно.
Глава 8
Сиф вытащила из-за корсажа массивный серебряный ключ, нагревшийся от долгого соприкосновения с ее телом, отперла тяжелую дубовую дверь сокровищницы, медленно и осторожно отворила ее и с подозрением окинула взглядом комнату – ей было не по себе здесь с тех самых пор, как морские духи учинили свой опустошительный налет. Войдя, женщина заперла дверь изнутри. Сквозь небольшое, забранное толстыми бронзовыми прутьями окошко на деревянные стены и пол комнаты лился скудный свет. На одной из полок покоились два слитка бледного серебра, три небольшие кучки серебряных монет и еще одна, совсем маленькая, золотых. Стены комнаты, казалось, со всех сторон сжимали низкий круглый стол, на серой поверхности которого темнела выжженная пентаграмма. Мысленно Сиф перечислила все пять предметов, стоявших в ее углах: Стрела Правды, погнувшаяся в тот момент, когда Фафхрд вырвал ее из руки завладевшего было ею демона; Линейка Бережливости, представлявшая собой небольшой жезл с поперечными полосками; Чаша Умеренного Гостеприимства, чуть больше наперстка величиной; Кольца Единства, соединенные так, что стоит вытащить одно, как два других тут же распадутся сами; а также странная ребристая сфера, обнаруженная Фафхрдом вместе со всем остальным и являвшаяся, как он считал, несколько деформированным Кубом Честных Сделок (в чем Сиф, впрочем, сомневалась). Она вынула из поясной сумки изображение Мышелова и положила его между предметами, прямо в центр пентаграммы. Облегченно вздохнув, она опустилась на один из трех табуретов, стоявших поблизости, и принялась пристально вглядываться в незрячее лицо тряпочного человечка.
Глава 9
Одобрив последний из узлов на перетягивавших винные бочки веревках, Мышелов коротким кивком отпустил своих все еще недоумевавших помощников и измученных бесполезной работой матросов – прямо-таки выставил их из каюты! – и почувствовал, как его охватывает пьянящий восторг власти, словно он только что перешагнул или на могучих крыльях пересек границу королевства, где все принадлежало ему одному и было отмечено надписью: «Мое собственное!».
Ну и позабавился же он, пока матросы работали, а он, стоя среди них на покрытой тканью крышке того самого сундука, который они по его приказу тщетно искали во всех углах и закоулках судна, отдавал распоряжения; и все это время совершенно голая Исисси лежала, распластавшись, на кровати, надежно укрытая одеялом, и каждый, кто был в каюте, смутно ощущал ее восхитительное присутствие, но никто не посмел и словом обмолвиться! Вот уж действительно упоение властью!
Бесконечно гордый собой, он сорвал с сундука матерчатое покрытие, откинул крышку и воззрился на открывшийся его взору роскошный медно-красный шелковый простор, пересеченный росчерками черных лент. «Чем не брачное ложе какой-нибудь принцессы», – пришла ему в голову мысль. Опрокинув очередной стаканчик бренди, он с наслаждением ощутил разлившееся по его телу приятное тепло.
В его воспаленном желанием мозгу сладострастные картины сменяли одна другую; он сделал несколько неверных шагов к кровати, отшвырнул одеяло и…
Можно было подумать, что над грубой серой простыней прошел черный снег, так густо устилали ее клочки и обрывки черных лент. Исисси на постели не было.
В первую минуту, онемев от неожиданности, он лишь созерцал это безобразие, потом принялся судорожно шарить под матрасом в поисках ножа или ножниц, а быть может, – кто знает? – и какого-нибудь острозубого зверька, который, повинуясь воле девочки-проститутки, превратил ее путы в труху.
Глубокий вздох блаженного удовлетворения заставил его резко обернуться. Прямо из только что раскрытого сундука смотрела на него, сидя скрестив ноги, бог весть как попавшая туда Исисси. Ее руки были подняты: с удивительной ловкостью и проворством заплетала она в косы свои чудные серебристые волосы. Ее тонкая талия и маленькие прелестные грудки выглядели при этом еще более соблазнительными, а лучистый зеленый взгляд и улыбка точно говорили:
«Ну разве я не умна? Поразительно умна и совершенно неотразима!»
Мышелов посмотрел на нее, мрачно нахмурившись, затем, не меняя выражения, обратил свой взор в противоположную сторону, точно намереваясь проследить путь, которым она, невидимая, попала с кровати в сундук, минуя стоящие вплотную друг к другу и намертво прикрученные к полу бочонки, – а также обнаружить следы ее таинственного помощника, будь то зверь, человек или демон. Затем он двинулся к ней, обошел вокруг сундука, пристально осматривая ее при этом с головы до ног в поисках какого-либо потайного оружия – хотя бы остро заточенного ногтя; при этом он ни на секунду не выпускал девушку из виду, пока наконец вновь не оказался с ней лицом к лицу.
Ноздри его раздувались от возбуждения. Масляная лампа мерно раскачивалась под потолком, попеременно то заливая его темную фигуру и серебристую кожу девушки своим желтым светом, то снова погружая их в тень.
Продолжая плести косы и все еще улыбаясь, Исисси начала издавать какие-то клокочущие, переливающиеся, булькающие звуки. Постепенно они стали складываться в некое подобие грубой песни или лишенного всякого изящества стихотворения. Было похоже, что она импровизирует, словно переводя на нижнеланкмарский слова другого языка:
Шесть волшебных даров имеет страна моя,
И все они сейчас стоят вокруг тебя.
Золотая Стрела Желанья, несущая смерть,
Власти Жезл, крушащий неба твердь,
Чаша Раздумий и Уединенья,
Колец Судьбы чудесное сплетенье.
И Куб, богов и эльфов дар коварный,
И Шар из Прутьев, символ Симоргии славной.
Глубоко, глубоко страна моя,
Куда унесет нас злато, тебя и меня.
Мышелов погрозил ей пальцем, вложив в этот жест мрачный вызов и угрозу. Затем отрезал от мотка черной ленты еще несколько полос, скрутил их и с силой потянул, проверяя на прочность. По-прежнему не отводя взгляда, он связал ей ноги, притянув лодыжку одной к икре другой и наоборот. Потом властно потянулся к ее рукам. Девушка, закончив плести косы, проворно уложила их в некое подобие серебряной короны и, со вздохом отвернув лицо, которое словно сжалось, лишенное серебристой завесы, протянула ему прижатые запястьями друг к другу руки ладонями вверх.
С презрительной миной он схватил ее руки, завел их ей за спину и, как прошлой ночью, связал у локтей, насильно расправив плечи. Потом он опрокинул ее лицом в медно-красный шелк, предназначавшийся Сиф (как давно это было?), и, протянув соединявшую ее руки ленту к скрещенным ногам, завязал так туго, как только мог, отчего спина ее выгнулась дугой, а лицо оказалось поднятым над шелковым покрывалом.
Но, несмотря на растущее возбуждение, Мышелов отметил, что было в ее виршах нечто странное, заставившее его насторожиться. Ах да, Симоргия. Какое отношение имеет это давно затонувшее королевство к бредням портовой шлюхи? И раньше она бормотала что-то такое о воде, смягчавшей климат той страны, где она была не то королевой, не то принцессой… Вот опять принялась за свое!