– Не надо было этого делать, – и он почувствовал себя ужасно виноватым, словно обокрал калеку или изнасиловал ребенка.
Преодолевая невесть откуда навалившуюся панику, он выпрямился, вытянул руки над головой, оттолкнулся ногами, одновременно резко опустил руки ладонями вниз и рванулся из наполнившего каменный мешок облака ила наверх, к свету.
И тут же Скаллик, следивший за ним сверху, увидел, как с окружающего скалы морского дна взметнулось не меньше полудюжины фонтанов ила и песка и такое же количество черных свинорылых акул, каждая размером не меньше их лодки, рванулось к груде камней и крошечной фигурке пловца над ними.
Пшаури поднимался, держась за якорный трос и не сводя глаз с веретенообразного силуэта лодки наверху. Ему казалось, что он карабкается вверх по отвесному утесу. Кровь стучала у него в ушах, легкие едва не лопались от боли. Однако веретено лодки над ним все-таки увеличивалось в размерах, и тогда он решил оглянуться по сторонам.
Держась одной рукой за трос, он медленно вращался вокруг него, но, не успев завершить еще и половину дуги, увидел черную тень, несущуюся из глубины прямо на него.
К счастью, выдержка не изменила Пшаури, и, прежде чем повернуться лицом к акуле, он завершил вращение и убедился, что ему не грозит нападение с другой стороны, ибо остальные акулы еще не подобрались достаточно близко.
Он продолжал двигаться наверх, по-лягушачьи толкаясь ногами, и одновременно вытащил из-за пояса кинжал. Ему только-только хватило времени, чтобы высвободить его из ременной петли, удерживавшей его на поясе.
Огромная акула заслонила свет. Чуть согнув руку, ударил прямо в нацеленное на него черное рыло, отдаленно напоминающее морду громадного борова.
Сила удара была такова, что ему показалось, будто его плечевая кость вылетела из сустава, и длиннющая черная тень пронеслась мимо, обдирая ему бок и бедро своими колючками. Но он упрямо продолжал подъем, мощными взмахами рук толкая себя вперед, к спасительной корме «Крингла», казавшейся теперь огромной. По-прежнему было странно темно.
Вырвавшись на поверхность и схватившись за планшир лодки, он почувствовал невероятное облегчение. В ту же секунду сильные руки схватили его за подмышки и подняли в воздух, так что его ноги оказались над водой, и он услышал лязг сомкнувшихся в пустоте челюстей.
Скаллик, его спаситель, увидел красную полосу, проступившую на молотообразном рыле твари, когда та, выскочив из воды, бессильно клацнула челюстями в воздухе и рухнула обратно. Такие же красные капли выступили и на боку его приятеля, когда он опустил его на палубу.
Колени Пшаури тряслись от пережитого напряжения, но он все же удержался на ногах. Он увидел, что первое из похожих на корабли пяти облаков закрыло солнце. Оно двигалось на север, словно желая заглянуть в Мальстрем и узнать, что там происходит; остальные четыре покорно плыли за ним. В этом был повинен неизвестно откуда взявшийся сильный юго-западный ветер, от которого мокрого Пшаури начала бить крупная дрожь; однако Скаллик и тут выручил его, протянув приготовленное заранее большое жесткое полотенце.
– Здорово ты ей в нос заехал, парень, – поздравил он отважного ныряльщика. – Твой бок наверняка заживет раньше, чем она перестанет пускать кровавые сопли. Но, клянусь Косом, Пшаури, как они на тебя кинулись! Не успел ты замутить воду, как они повыскакивали откуда ни возьмись. Как сторожевые псы! – И недоверчиво добавил:
– Как ты думаешь, они через песок почувствовали, как ты бросил камень? Кос подери, так оно, должно быть, и было!
– Разве акула была не одна? – были первые слова Пшаури.
– Не одна? Да я насчитал пять черных, да еще две полосатые. Я ведь говорил, что твоя затея опаснее, чем кажется, и оказался семижды прав. Тебе повезло, что ты остался в живых, повезло, что ты не нашел сокровище, иначе тебе пришлось бы просидеть под водой еще дольше. А задержись ты хоть на мгновение, и тебе пришлось бы иметь дело уже не с одной, а с тремя или четырьмя акулами!
Пшаури как раз собрался продемонстрировать свою золотую находку Скаллику, когда слова последнего вновь пробудили в нем необъяснимое чувство вины и стыда, которые он испытал внизу.
Торопливо натягивая одежду – холодный ветер и скрывшееся за облаками солнце ускорили этот процесс, – он умудрился незаметно для Скаллика, разглядывавшего в этот момент облака, переложить свою облепленную песком и илом добычу из сетки, болтавшейся у него на поясе, в поясную сумку из кротовых шкурок.
– Смотри, как быстро меняется погода, – произнес его напарник. – Какая это ведьма высвистала такой холодный ветер? Холод с юга, ну пусть даже с юго-запада, – противоестественно. Погляди, как резво подтягиваются сюда вон те облака, за которыми скрылось солнце. Хорошо, что ты не нашел затычку от водоворота, а то пришлось бы еще с ним иметь дело. Мне кажется, Мальстрему наше присутствие не по нраву. Выбирай якорь, дружище, ставь парус – и вперед! Найдем твоему капитану подарок как-нибудь в другой раз!
Пшаури был рад, что есть чем занять руки. Работа оставляла меньше времени для угрызений совести и дурацких размышлений об облаках.
Глава 3
В перенаселенной Земле Богов, которая занимает опоясанную горами возвышенность на южном полюсе невонского мира, в павильоне для иноземных гостей случилось странное: красивый молодой бог, на протяжении последних семнадцати месяцев погруженный в беспробудный сон, вдруг вышел из оцепенения. Вопль, который он издал в момент пробуждения, был так громок, что мог бы, наверное, достичь Царства Теней на противоположном полюсе Невона; любопытные боги и полубоги, толпившиеся вокруг спящего, кинулись врассыпную, напуганные его криком.
Среди них были и трое уже знакомых нам божков – неотесанный Кос, расслабленный Иссек и похожий на паука Мог. Их привело туда не только желание взглянуть на побившего все рекорды по части спячки чужеземца, но и сознание того, что сие небывалое явление как-то связано с похождениями двух самых известных (хотя и чаще других впадающих в ересь) их последователей. Все трое по-разному реагировали на рвущий барабанные перепонки вопль:
Иссек закрыл оба уха ладонями, в то время как Кос лишь сунул мизинец в одно, точно желая его прочистить.
И тут стало очевидно, что пронзительный крик Локи и впрямь достиг Царства Теней, ибо у ложа, на котором скорчился молодой бог, возникла высокая худощавая фигура. Молочно-белая кожа и худоба придавали ей до странности моложавый вид. Это был Смерть или его тень.
Оглушенные боги увидели, как двое вступили в оживленную беседу. Разгневанный Локи чего-то требовал, а Смерть возражал, уговаривал, выдвигал доводы, не переставая, однако, кивать головой и улыбаться.
И все же, несмотря на кажущееся дружелюбие последнего, многие в пестрой толпе богов подались назад, ибо и в Земле Богов Смерть – фигура малопопулярная и большого доверия не вызывающая.
Странная компания, которую составляли столь непохожие друг на друга божки Мышелова и Фафхрда, успела протиснуться поближе к задрапированному алыми занавесями ложу, на котором возлежал чужеземец еще до пробуждения, и теперь, когда к ним наконец вернулся слух, они различили его последние нетерпеливые слова:
– Будь по-твоему! Как только все необходимые формальности вашего паршивого мирка будут соблюдены и все мелочные условия выполнены, так сразу – и ни секундой позже! – наглый смертный, посмевший заточить мой дух в подводном царстве, должен быть отправлен в царство подземное. Я сказал!
Отвесив прощальный поклон, невонская Смерть (или его тень) тихо произнес:
– Слушаюсь и повинуюсь! – и со смиренным видом исчез.
– Мне это нравится! – ироническим полушепотом обратился к двум своим приятелям сообразительный Мог. – Мышелов искупал бродягу Локи, а тот, разозлившись, требует в отместку лишить нас одного из главных почитателей.
Смерть удалился слишком быстро, оборвав эффектную концовку, и Локи, дабы сохранить лицо, окинул собравшихся высокомерным взглядом, а затем соскользнул с ложа и принялся громко втолковывать что-то другому чужеземному богу, благообразному и белобородому, но настолько старому, что казалось, он вот-вот рассыплется на части. Его единственным вкладом в беседу были довольно бессмысленные кивки и пожатия плечами.