— Раэмрит… простите за глупый и неуместный вопрос. Эти ваши люди… кто их убил?
— Это был человек, которого сторожит Ваш товарищ, Джейн Грэй, — спокойно сказала она. — Человек в сервокостюме. Веспериец.
— Да… — А чего я ожидала? — Но Вас он не убил, Раэмрит, хотя должен был Вас найти…
— Он же сам меня спрятал, — сказала Раэмрит, — когда застрелил остальных. Он сказал: «Подожди меня здесь» — и закрыл меня в сейф. И ушёл.
Она вымученно улыбнулась.
Из пыли за милю от дворца вынырнул вертолёт штаба. Он весело блестел на солнце. Я повернулась, чтобы покинуть террасу.
— Джейн, — сказала Раэмрит. — У меня тоже есть к Вам вопрос. Это правда, что когда-то весперийцы улетели с Земли, чтобы основать своё государство, и ваше правительство ничего против этого не предприняло?
— Гиты, — ответила я, — когда-то улетели с Земли, это так. И земное правительство их отпустило — с радостью отпустило. Это правительство не было моим правительством. Это были вавилоняне, а я отнюдь не вавилонянка, Раэмрит.
Она смотрела виновато.
— Простите, Джейн. Я знаю, Вы гиперборейка. Я имела в виду людей вообще. Я не хотела Вас оскорбить.
— Я действительно оскорблена, — сказала я. — Но не Вами.
12. Она идёт
Как заботливо они строили город! Лелеяли, взращивали его, как дитя. Бессмертные, они остановили в своём доме время, сохраняя в камнях красоту текущей Вселенной. Но время не любит таких возражений, и оно навалилось на город всей тяжестью своих эонов.
Война разбросала мозаики и расколола беседки. Изображения кораблей и дерев треснули и распались в огне. Стены жилищ рассыпались в осколки, и хризопразы, гранаты, опал, бирюза пали наземь несобранной жатвой. Рубиновые и сапфировые плоды в литых узорных дверях постарели от жара, их оправы оплавились, и разлетелись от ударных волн окна из горного хрусталя. Победившее время само испугалось и спряталось, и в Рийаран горделиво явилась хозяйка Смерть.
— Она идёт, — сказал гит.
Он шагал по серой дороге на юг, под дулами наших ружей, и оборачивался каждые несколько секунд. То и дело посматривал на меня, и я сначала решила, что он говорит обо мне.
— Она идёт, — повторял он. — Идёт…
Потом опять и опять, поминутно оборачиваясь:
— Она идёт… идёооот…
Потом он сказал Андрею:
— Убери её, а? Ты мужик. Ты скажи ей, пускай уйдёт…
— Ты её пленный, — сказал Андрей. — Она — мой командир.
Гит дёрнулся. Я толкнула его ружьём.
Мы шли и шли.
— Та не эта, — сказал он позже. — А которая за вами идёт… за вами.
— Трюк староват, — сказал Андрей.
За нами не было никого. Ветерок только катил по шлифованым плитам что-то безжизненное и почти невидимое на глаз.
— Убери её, а? — попросил пленный. — Убери. Не могу. Это она за мной идёт…
— Идёт, — сказала я. — Именно за тобой.
Мы остановились. Пленный тоже.
— Не надо, а? — жалобно сказал гит.
— Да, — отвечаю. — Правда, не надо было.
— О, вы, Господи, гады… не стреляйте, а? Боже…
— Сейчас, — говорю, — сможешь ему на нас пожаловаться. Только быстренько говори, а то он у вас такой… голодный. Ещё не успеешь.
— Господи… — сказал гит.
И мы его застрелили.
Андрей отстал на обратном пути. Он как будто гулял после казни. Оборачивался, ковырял дорогу носком сапога. Помахивая ружьём, глядел по сторонам. Словно искал кого-то среди руин.
13. Гляди в глаза чудовищ
Что-то у меня, должно быть, было не то с лицом после дворца в Рийаране, потому что Андрей сказал:
— Диди, ты их прости.
Я сидела, свесив ноги над морем. Его волны буянили зеленью и перламутром. Мы летели на вертолёте на юг, завоёвывать Лар.
— Прости гитов, начиная с дурочки Изабеллы и кончая этим десантником. Подумай, как хорошо тебе станет без злости — весело и легко. И воевать будет легче — как в видеоиграх.
— Прощу, — сказала я. — Так, как Андрей простил весперийцев. Потом догоню — и ещё раз…
— Понимаю, — хмыкнул Андрей. — Я думаю, у нас это получится. Превосходящая огневая мощь, прямо-таки физически ощутимая правота нашего дела и всё остальное. Меня только смущает продолжение этой истории по канону. Представь себе, что у тебя, как у Святого, вдруг кончатся гиты, а вселенская справедливость возьмёт и — не восторжествует на месте. И все мёртвые будут всё так же мертвы. Диди — что тогда будем делать?