Разговор мне уже надоел. Я молчала. Он тоже.
— Я вот думаю, — сказал он попозже. — Андрей решил подрубить мировое зло в корне и повёл армию против архонтов и прочих слуг Ра. Поход на Армагетто. Ну, в сказке у него всё получилось. Я в детстве тоже сказки любил… только я вот прикидываю, как это мы будем сражаться с демонами. То существо, которое мне снилось — белое — оно только и ждёт, чтоб мы открыли дверь и вышли в его собственные сферы. Мы ему на ползуба, мы с ним никак сражаться не можем. У нас ни сил, ни такого оружия нет. Здесь нужны ангелы или боги. В общем, я не тот герой, который здесь нужен, и ты, боюсь, тоже. Давай-ка всех замочим, кого действительно можем замочить, возьмём свои бриллианты и заживём так, как умные люди живут в Вавилоне, а остальных врагов простим. Иначе перед нами встанет неразрешимая проблема кадров. Когда Святой Андрей ударил во врата Армагетто, архонты затрепетали… ну так он был Святой Андрей. Ты как думаешь, Диди, они перед тобой затрепещут? Я вот насчёт себя не уверен, хотя тоже зовусь Андрей. Понимаешь ли, я не тот.
— Нет, — язвительно сказала я. — Не тот. Из нас двоих Святой Андрей — это я, а ты — Ари Неру… сердце моё. Вернее, ты — Эш.
— Эш, — Андрей поднял указательный палец, — это очень полезный и правильный тип. Каждый раз, когда демоны, гиты и собственные глюки вгоняют Ари в беспомощную истерику, из сумрака его души выскакивает Эш и устраивает врагам Огненную Осень. Допустим, у тебя есть такой Эш?..
— Есть, — сказала я. — Мой брат Гектор. Как ты думаешь, если бы Гектор Грэй явился перед врата Армагетто, архонты б забеспокоились?
— Да! Только, если ты помнишь, Гектор не сразу стал тем, кем он стал. На ту вершину ему пришлось мучительно долго ползти… по лестнице трупов. Мёртвые граждане, мёртвые диссиденты, мёртвые мутанты — всё это в миллионах, заметь… Все близкие и друзья то в концлагерях, то в гробу… Потом его истребительные войны. Ленинград. Сколько там было жертв — сто или сто пятьдесят миллионов? До сих пор не сосчитали… А потом Рио, Мексас, ЭлЭй… Ты уверена, что ты лично сумеешь вот так… развернуться?
Нет. Так я б не сумела.
Но я сделала то, что могла.
Средний человек от природы — рационал-позитивист, которого можно, приложив некоторые усилия, превратить в гита; а средний cida — от природы гит. Его можно, хотя и с огромным трудом, вывести из этого состояния при условии, что он сам проявит добрую волю. Так проявили добрую волю cidai, которые вступили в Сообщество и стали улели, стали свободны от воли демона Ра. Они стали почти как люди.
Поэтому на Ларе мы не убивали детей. Их забирал Крыса, и дети cidai становились детьми улели — зачастую своих родственников, тех самых, которые чудом спаслись от биологических родителей этих детей.
Частью этого чуда были мы. Вавилон заключил союз с Крысой, и Pax Vesperia Romana не рискнула явиться на Этерну со своим боевым флотом и начать первую крупномасштабную звёздную войну человечества. Гитовские корабли иногда садились на острова и подбирали cidaiских беженцев. Когда началось наступление на Лар, идеалистов среди нас уже не осталось, и никто больше не пытался объяснить встречным cidai, что нельзя убивать своих собратьев только за то, что они решили сменить способ существования. Мы просто уничтожали cidai и гнали их перед собой на острова, на корабли и прочь с их родины Этерны. Мы очистили от них полуостров, выбили, выковыряли их с земли, на которой они жили много тысячелетий. То, что не сожрала война, унаследовали улели.
Что было там ещё, на той войне?
Мы скакали с сопки на сопку, оседлав послушные чейзеры. Мы жили так, будто бы наши тела срослись с этими БМП, а ружья, пушки, пулемёты стали продолжениями рук. Из меня вышел очень хороший солдат; всё время, пока шла зачистка Лара, мои нервы не сдали ни разу. Чувствительности как не бывало. Она потерялась где-то в сизых горах, напоминающих не то Африку, не то Крым, среди пушечных залпов, которые красили алым квадранты синего неба, снова, снова и снова, пока мы все не забыли его естественный цвет.
Потом, когда мы отпраздновали победу и попрощались, когда нам заплатили, когда нас поблагодарили и проводили в путь спасённые нами улели — и когда нас не пригласили остаться и вступить в Сообщество Крысы — я начала таять. Когда наш шаттл приземился в Хориве, на набережной Днепра, я уже почти пропала. Словно майский снег.
Это был худший день моей жизни. Когда люк шаттла открылся, я практически выпала на асфальт, костюм, оружие и всё. Я не могла подняться. Мне казалось, что совсем рядом, за рекой, за горизонтом небо лазерно-красно, там скачут чейзеры по голубым горам, горят тела и города, и кто-то там — солдат по имени Джейн Грэй — срастается с машиной, чтобы вечно участвовать в бойне.