Когда все поели, Валя предложила беженкам отдохнуть до прихода взрослых, может, даже поспать. Но Тамара взялась мыть посуду, а Роза развязала очередной узел, достала тонкое покрывало и две небольшие подушки и, спросив Валю, где можно это постелить, пошла за ней в родительскую спальню. Аккуратно разложив принесённое на большой кровати, она позвала матерей. Женщин, казалось, смутила идея спать на хозяйской постели, они были готовы лечь на полу. Но Валя настойчиво предложила устроиться именно так: на полу не на чем спать, да и комнаты очень маленькие, другим будет неудобно ходить.
Шушана и Зоя и правда скоро уснули, а Тамара и Роза остались на кухне. Тамара молча мыла посуду, а Роза, убирая со стола, рассказала, как уходили они берегом моря, через посёлки и деревни почти от самого Севастополя, когда немецкие самолёты разбомбили половину их посёлка; как кругом горело, как чудом сумели забрать кое-какие вещи, потому что частично уцелел дом, в котором жили Шушана и Роза с мужем, — стёкла и двери повылетали от взрывной волны, но войти и собрать кое-что всё же удалось. А от Тамариного дома остались только обломки. Налёты на Севастополь шли почти каждый день, иногда не по одному разу. Бомбили в основном порт, но, когда нашим удавалось отбить налёт и отогнать вражеские самолёты, те сбрасывали бомбы на окрестности, стараясь уничтожить жизненно важные объекты: железную дорогу, водокачку, зернохранилище, а заодно и посёлки, возле которых они находились.
— Иди-ка ты, Тамар, в ту комнату, — вдруг сказала Роза. — Там кресло есть, поспи. Ты прошлую ночь не спала совсем. — И она решительно отобрала у невестки таз с посудой и губку.
— Всё равно не усну, — махнула рукой та.
— Иди! — слегка повысила голос Роза. — Никому не надо, чтобы ты загнулась. Себя не жалеешь, подумай, с кем мать оставишь.
— Как вы с ней… строго… — сказала Валя, когда Тамара, понурившись, вышла.
— Выхода у нас нет, девочка. Её сейчас надо заставлять думать о других, иначе она не выживет. Её двойняшки-четырёхлетки в том доме погибли. Тамара на окопах работала, а ребят в детсад не повела — приболели они, сыпь какая-то появилась, нельзя было в группу. Попросила старенькую соседку присмотреть. А тут — налёт. Бомба попала прямиком в дом. Прибежала она — а там одни камни по краям разбросаны и воронка вместо дома. Мы её оттуда еле оттащили. Думали — там и останется умирать. Решили уходить. По дороге Зою из соседнего посёлка забрали. Что ей там одной-то оставаться? Муж у неё умер ещё перед войной. А вместе всяко выживать проще. Да и Тамаре легче будет. Она первые дни вообще как автомат двигалась, будто не понимала, что делает. Сейчас-то вон видишь — уже разговаривает. Ночами только не спит.
Валя слушала, помертвев. Вот она, война… маленькие близняшки… старая женщина… за что?
— А та бабушка, что с ними сидела?
— Платок её нашли. С плеч, наверное, улетел… и туфельку Анюткину. И всё.
Роза замолкла. Молчала и потрясённая Валя, машинально вытирая чистую посуду.
Тем временем гостья закончила уборку в кухне, аккуратно поставила в угол веник, повесила на спинку стула фартук и села.
— Тётя Роза, — очнулась Валя. — Вы лягте на моей койке, отдохните тоже. А там папа с мамой придут, они точно посоветуют что-то. У нас папа в типографии главный инженер. Его пока на фронт не берут. А мама в детском санатории работает. А Мишка — мой брат, он на окопах в степи. Вы лягте, лягте. Отдыхать надо…
Пока женщины отдыхали, Валя вспомнила, что надо спросить тётю Фиру про мыло, и вышла во двор. Соседки разглядывали стоящую во дворе повозку и гадали, кто бы это мог быть и у кого. Валя коротко объяснила, что это беженцы из Севастополя и они у неё ждут маму и папу, чтобы посоветоваться, что делать дальше.
— У них дом разбомбило. Дети погибли. Полпосёлка сгорело. Вот они и пошли искать, где можно устроиться жить и работать.
— Какой посёлок-то?
— Ой, не спросила.
— А что вообще спросила? Документы спросила? — резко высказалась рыжая накрашенная женщина с золочёными кольцами в ушах. — Как ты их вообще в дом пустила? Почём ты знаешь, кто они…
— Да как же не пустить, — удивилась Валя. — Они ж босиком шли, повозку на себе тянули. Видно же, что беженцы.
— Ну ты, девка, даёшь! Совсем без мозгов! Как можно кого попало в дом-то пускать? Мало ли всякой швали тут ходит.
— Да нет, тёть Зин, они не шваль. И ведь война же… помогать друг другу надо.
— То-то и оно, что война, — не унималась сварливая Зинаида, которую за склочный характер звали во дворе Зинка-Заноза. — В войну надо о своих думать, а чужие пусть сами за себя беспокоятся. Что мать с отцом скажут? Не хватало вам чужих в доме! А ну как сопрут что-нибудь и ищи их потом?