— Как ты смеешь говорить мне подобное? Каждый день я умираю от тоски и скорби! Болезни снедают меня из-за этих чувств. Но я не намерена кричать о своей боли. С годами я привыкла мириться с потерями. Родителей и сестру убили на моих глазах! — с горечью говорила султанша. — Меня сделали рабыней и насильно увезли с родной земли. Я страдала, мучилась, но смирилась. На пути становления той, кем я сейчас являюсь, я умирала тысячу раз! Меня травили, запирали в темнице, жгли огнём, били до полусмерти, мучили тем, что посылали других женщин повелителю и рушили мою любовь. Но я и с этим смирилась! После умерли мои Баязид и Селим, причём, по приказу твоего отца. Все их дети-сыновья были задушены. Я лишилась трёх сыновей! Смирилась и с этим. В этом году меня постигла самая большая утрата. Умер султан Сулейман, падишах души моей. Как видишь, и сейчас я приняла свою участь. Знаешь, почему? В этом мире остались люди, ради которых мне стоит продолжать жизнь. Оставить позади боли потерь, чтобы не сломаться. Я живу ради своей семьи. А что получаю взамен? Меня же и обвиняют во всех грехах. В том, что ты отдал приказ о казни Эсмахан, я виновна? Или в казни Ибрагима-паши, из-за которой меня возненавидела вся османская династия? Никто не помнил, что приказ отдал султан Сулейман!
С каждым словом матери султан Мехмет остывал от гнева, несправедливо направленного на неё. Она права. Он сам отдал этот приказ, а теперь искал виноватых, дабы сбросить с себя это невыносимое чувство вины.
— Валиде…
Отвергнув протянутую руку сына, Хюррем Султан продолжила:
— И мне страшно, Мехмет. Ты словно тень своего отца! Он был способен убить любимых людей за их ошибки. Казнил сыновей и внуков! Казнил лучшего друга, которого называл своим братом. И в тебе проснулась эта жестокость… Как мог ты отдать этот приказ? Я просила наказать Эсмахан, но не убивать её. Самое страшное наказание, которое я представляла для неё, было ссылкой! Разлука с тобой была для неё самым мучительным испытанием.
Сморщившись, будто от выносимой боли, повелитель отвернулся чтобы не смотреть в обвиняющие глаза матери.
— Не разрывайте мне сердце подобными речами! Простите, что задел ваши чувства, валиде. Но сейчас горе владеет мною. Оставьте меня.
Печально нахмурившись, султанша почти покинула террасу, но напоследок обернулась через плечо и ещё раз посмотрела на сына.
— Я знаю, что будет. Всю оставшуюся жизнь ты будешь оплакивать её. Корить себя за то, что поспешил. Ты так похож на отца, Мехмет… И это ранит меня больше всего.
Утро.
Топ Капы. Покои Валиде Султан.
Валиде Султан вяло наблюдала за тем, как Фахрие-калфа шепталась с лекаршей после того, как та провела осмотр. Вернувшись к султанше, Фахрие-калфа поклонилась.
— Султанша. Как вы себя чувствуете?
— Что со мной? — прошептала та и поморщилась от головной боли, пронзившей левую сторону её головы.
— Лекарша не может точно сказать, но она уверена, что это связано с сильными переживаниями и волнениями. Ваше сердце ослабло. Головные боли — следствие зарождающейся мигрени. Отсюда и тошнота, и чувствительность к свету. По настоянию лекарши мы прикроем окна занавесками.
— Хорошо…
Топ Капы. Гарем.
Нурбану-хатун, несмотря на траур, радовалась всему произошедшему. Её самая сильная соперница за сердце повелителя и за власть в гареме пала жертвой его же гнева.
Подробности ей не были известны, да и зачем они?
В других покоях проснулась Михримах Султан, чувствуя себя весьма неплохо. Порез на её шее всё ещё создавал болевые ощущения. Повязка на шее стягивала горло и доставляла неудобства, но это всё — мелочи по сравнению с тем, что она жива и относительно здорова.
Хюмашах Султан была рядом с матерью, чем-то омрачённая или чему-то довольная.
Узнав от дочери о казни Эсмахан Султан, Михримах Султан пришла в потрясение, но вскоре привычно возобладала над своими чувствами.
Эсмахан Султан, которую она всем сердцем ненавидела, пала от своей же любви, которой так хвасталась перед ней, напоминая, что та прожила половину жизни в несчастливом браке.
— Жаль её… — наконец, произнесла она, приподнявшись на ложе.
— Нисколько, — фыркнула Хюмашах Султан, помогая матери взбить подушку. — Вам до сих пор ещё неизвестно, не так ли? Это она устроила покушение на вас. Эсмахан Султан поплатилась жизнью за это.
Нахмурившись, Михримах Султан подумала, что Мехмет не стал бы за это казнить её, даже не смотря на то, что в последнее время их отношения сильно охладились. Что-то другое толкнуло его на это решение… Но что?
— Она сама себе выбрала такой путь, — задумчиво произнесла Михримах Султан. — Всегда мечтала о власти и любви, но была слишком глупа, чтобы всё это удержать… Женщин, выбравших дорогу к титулу Валиде Султан, ожидает два неизменных исхода жизни: падение и смерть из-за неспособности властвовать на султаном и людьми, или же возвышение и слава, как у Хюррем Султан. Лишь тот, кто достоин, пройдёт этот путь до конца…
Согласно кивнув, Хюмашах Султан задала вопрос, который мучил её с самого утра:
— Что теперь будет, валиде?
— Лишь Аллаху известно. Но теперь всё изменилось…
Топ Капы. Султанские покои.
Этим днём повелитель заперся в своих покоях, никого не пускал и отказался от государственных дел, поручив всё своим визирям.
Страдание уже отлегло от его души, и на его место явилась тоскливая апатия, рассеянность.
В тот момент, когда султан Мехмет бездумно рассматривал своё кольцо, подаренное ему покойным отцом, голос за дверьми показался ему знакомым и мучительно искажённом в горе и плаче.
— Пустите! — кричала Шах Султан, толкая Локмана-агу в плечо, так как он преграждал ей путь в султанские покои.
— Султанша, велено никого не пускать! Это приказ повелителя, — осторожно ответил Локман-ага.
Он с сожалением смотрел на неё, заплаканную и с растрепанными волосами.
— Отец! Я хочу поговорить.
Не выдержав криков дочери, султан Мехмет подошёл к дверям и резко распахнул их. Локман-ага и охранники склонились в поклонах, отойдя от дверей, которые до этого преграждали.
— Входи, — безжизненным голосом произнёс повелитель, возвращаясь на свой просторный трон.
Шах Султан медленно вошла в покои и закрыла двери за собой. С какой-то странной улыбкой она подошла к отцу и обратила к нему свои тёмно-карие глаза к его глазам, таким же безжизненным, как и его голос.
— Что вы сделали?!
Султан Мехмет вспыхнул от усиливающегося чувства вины, когда он взглянул на дочь.
— Что за дьявол овладел вами, отец?! — кричала Шах Султан, сотрясаясь дрожью. — Вы убили её!
— Я отдал этот приказ, потому как она того заслуживала.
Хюма Шах Султан едва не задохнулась от возмущения, овладевшего ею.
— Заслуживала?!
Встав со своего трона, султан Мехмет подошёл к дочери и хотел было обнять её.
— Успокойся.
— Не трогайте меня! — отшатнулась та, предупреждающе вскинув перед собой руки. — Вы обречены повторить судьбу своего отца, который казнил половину своей семьи. Убийца!
Не выдержав, султан Мехмет потерял контроль над собой, до этого с трудом сдерживающийся, чтобы ещё больше не расстроить дочь.
— Довольно! Замолчи. И уходи.
Шах Султан истерично рассмеялась, чем ещё больше испугала отца, который не понимал, что творится с девушкой. Родной дочери он в ней больше не видел. Потерял её уже давно, как и Эсмахан Султан.
— Нет! Это с меня довольно. Не желаю видеть вас. Ваши глаза пропитаны ядом. Ядом вашей матери и сестры!
— Я приказываю тебе замолчать. Раз не хочешь видеть меня, ненавидишь свою семью, то не заявляйся в Топ Капы. Отныне тебе запрещено быть во дворце. Потому как и я не желаю видеть тебя. Ты, как и твоя мать, корили валиде и Михримах во всех грехах. Намеревались убить Нурбахар-хатун и шехзаде Селима. Прежде, чем называть кого-то убийцей, взгляни на себя, Шах.
Покачав темноволосой головой в разочаровании и боли, Шах Султан, резко развернувшись, покинула султанские покои, с силой ударив двери о стены.