Гюльхан Султан, обернувшись на служанку, стоящую позади, передала ей Шехзаде Сулеймана.
— Возвращайтесь в покои. Я скоро вернусь.
Служанка покорно ушла на руках с мальчиком. Гюльхан Султан с улыбкой обернулась к Шехзаде Орхану, который, не смотря на неё, откинулся на спинку тахты.
— Можешь возвращаться в свои покои, Гюльхан.
Растерявшись от его слов и тона, которым они были произнесены, Гюльхан Султан замерла в нерешительности.
— Шехзаде, я в чём-то провинилась перед вами?
Тот, наконец, обратил свои тёмно-карие глаза к ней, но промолчал.
Поджав губы, Гюльхан Султан поклонилась и направилась к дверям, перед выходом обернувшись через плечо к Шехзаде Орхану, который вновь окунулся в мрачные раздумья
Дворец Хюмашах Султан.
Плохо переносящая беременность, Хюмашах Султан бледная и слабая лежала в постели, мучаясь от сильной тошноты, которая раз за разом превращалась в изнемогающую рвоту.
Михримах Султан сидела рядом с ней, держа дочь за руку, пока обеспокоенному здоровьем супруги Ахмеду-паше пришлось отправиться в Топ Капы по делам государственной службы.
Чувствуя подступающую рвоту, Хюмашах Султан согнулась на тазиком, подставленным Хадижой-калфой.
Михримах нахмурилась в сочувствии и непонимании состояния дочери. С ней, пока она вынашивала саму Хюмашах и её брата Османа, такого не было, и Султанше казалось странным то, что ожиданию ребёнка сопутствует столь сильная тошнота и слабость. Быть может, лекарша была права насчёт того, что Хюмашах более рожать не стоит?
Откинувшись обратно на подушки, Хюмашах Султан устало взглянула на мать.
— Что со мной, Валиде? — раздался её хриплый и тихий голос.
Михримах Султан вздрогнула от него, не узнавая обычно сильную здоровьем дочь.
— Лекарша сказала мне, что твоё тело противится растущему ребёнку, — выдохнула та, улыбнувшись. — Но ты не переживай. Вскоре это пройдет. Зейнаб-хатун обещала, что через несколько месяцев это недомогание пройдёт, так как тело привыкнет к ребёнку.
— Раньше со мной такого не было… А если… Если я не доживу до родов?
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Михримах Султан. — У многих женщин случается подобное при беременности. Просто мы с этим ранее не сталкивались. Будь спокойна. И не придумывай глупостей.
Хадижа-калфа спешно передала тазик служанке, чтобы та омыла его и вышла из покоев, оставив женщин наедине.
— Валиде, с вами было что-то похожее? — тихо спросила Хюмаша Султан, сев немного повыше в постели.
Михримах Султан отрицательно покачала головой.
— Не думай об этом. Всё пройдёт. Главное, отдыхай. Ахмед-паша рядом с тобой. И я здесь.
Хюмашах Султан улыбнулась матери и, помолчав задумчиво, снова обратила к ней серые глаза.
— Валиде, как думаете, если бы отец был жив, что бы он сказал мне?
Михримах Султан мгновенно помрачнела, опустив взгляд, но после тоскливо улыбнулась.
— Он бы сказал, чтобы ты не переживала, так как ты дочь Рустема-паши и Михримах Султан, а значит, преодолеешь любые трудности. Сказал бы, что твоя семья рядом и поможет тебе пережить всё плохое.
Хюмашах Султан грустно улыбнулась.
— Мне его не хватает, Валиде.
Михримах Султан поджала затрясшиеся губы из-за просящихся наружу слёз.
— И мне, Хюмашах. Твой отец был очень хорошим человеком, несмотря на то, что о нём говорили. Да, он был жесток и слегка циничен, но лишь с недругами. Семья была для него превыше всего.
— Мне известно, что изначально вы были против брака с ним.
Михримах Султан мысленно перенеслась в 1539 год, когда ей было всего лишь семнадцать лет, и она была без памяти влюблена в Малкочоглу Бали-бея.
— Верно, — кивнула Михримах, — Тогда я любила другого, Хюмашах. И после свадьбы долго привыкала к твоему отцу. Лишь спустя почти пятнадцать лет брака я, наконец, оценила его любовь и верность. Дело дошло до развода, но Валиде Султан образумила меня. Тогда я поняла, что долгие годы просто не замечала того, что искала.
Женщины с тоской переглянулись в скорби по отцу и мужу.
Топ Капы. Гарем.
Спустившись с этажа фавориток, Сейхан-хатун с улыбкой встретила на себе изумлённые взгляды наложниц.
По заказу ей сшили весьма необычное платье, не похожее на те платья, что носили Султанши и женщины Османской империи.
Из сине-фиолетового шёлка и с накидкой из голубого шифона, присборенной на локтях позолоченными браслетами. На небольшом вырезе платья красовались вышивки золотой нитью, а на талии сверкал золотой витиеватый пояс, украшенный зелёными изумрудами.
Её тёмные длинные волосы были распущены и украшены золотой цепочкой с кулоном, висящем на лбу. Она умело сочетала восточный и европейский мотивы в своих одеяниях, украшениях и поведении.
Церера-хатун, недовольно смерив взглядом Сейхан-хатун, поднялась с дивана и направилась к Сюмбюлю-аге, в уголке разговаривающему с какой-то калфой.
— Сюмбюль-ага.
— Чего тебе, хатун? Ты не видишь, мы разговариваем?
— Сейхан-хатун ведёт себя как госпожа. Всем указания раздаёт. Пристало ли раб…
— Она — беременная фаворитка султана, хатун, — раздражённо возразил Сюмбюль. — Теперь она в почёте. А ты своими делами занимайся.
Топ Капы. Покои Нурбану-хатун.
Распахнув веки, султан Мехмет сонно осмотрелся. С улыбкой он заметил тихо спящую Нурбану, повернувшейся к нему спиной.
Поднявшись и одевшись, он пригладил свои взлохмаченные чёрные волосы и, мимолётно взглянув в зеркало, вышел в открывшиеся по его стуку двери, бросив прощальный взгляд на спящую черноволосую женщину.
Пока он возвращался в султанскую опочивальню, то заметил, что спустя долгое время, наконец, чувствовал себя счастливым.
Едва двери открылись перед ним, султан Мехмет озадаченно нахмурился, увидев Валиде Султан, стоящую у его письменного стола спиной к дверям.
— Валиде? Что вы здесь делаете?
Султанша обернулась к сыну с письмом в руках, и тот мгновенно понял, от кого оно. Он оставил письмо Нурбану на столе, когда вчера вечером ринулся к ней.
Разочарованно покачав рыжеволосой головой, Хюррем Султан отбросила его в отвращении на стол.
— Что же ты делаешь, Мехмет? — воскликнула она в обвиняющем тоне. — Я надеялась, что ты тот единственный мой ребёнок, который никогда меня не разочарует. Но я в который раз ошиблась, когда дело касается моих детей!
Поджав губы, султан Мехмет с раздражением обошёл мать и присел на свой трон-кровать.
— Действия и решения касаемо моей личной жизни я с вами обсуждать не намерен, — твёрдо процедил он.
— Она и тебя околдовала!
— Когда-то и вас в этом обвиняли, сетуя на ваше влияние на покойного отца и завидуя его любви к вам! — горячо возразил мужчина, смотря в зелёные глаза матери, наполненные полыхающей злостью. — Что вы чувствовали в тот момент, Валиде?
Хюррем Султан оскорблённо помрачнела. Боль отразилась в её зелёных глазах.
— Рожая вас и умирая от боли, я говорила себе, что всегда буду рядом с вами, что вы — моё спасение от всех несчастий, мною овладевших. Но вы стали моей погибелью. Каждый из моих детей раз за разом причиняет мне боль и заставляет страдать!
Султанша стойко сдержалась, чтобы не схватиться за вновь налившуюся болью ключицу. Едва она начинала нервничать, как боль давала о себе знать.
— Валиде, — уже мягко проговорил Повелитель. — Я ценю и люблю вас. И никогда не желал приносить вам страдания.
— Раз так… Избавь меня от Нурбану. Она погубила уже двоих моих сыновей. Баязид и Селим пали жертвами её интриг! Тебя я не отдам! — в исступлении кричала она. — Пусть она исчезнет из нашей жизни! Иначе я отрекаюсь от тебя!
Валиде Султан удалилась из покоев, оставив султана Мехмета в раздражённом негодовании.
Топ Капы. Покои Нурбану-хатун.
Уже проснувшаяся Нурбану, не скрывая счастливой улыбки, ждала, когда Лаезар-хатун заплетёт её чёрные волосы в причёску.