Голова Валигуры упала на грудь, он заколебался и вышел медленным шагом.
Солнце уже клонилось к западу, когда из гродка на Белой Горе выступил Иво, а за ним следовал, оборачивая голову на дом, у колонн которого стояли две Халки и плакали, старый Мшщуй, укутанный тёмной епанчёй…
Он ехал, точно пленник в неволю, сердцем обращаясь к своей спокойной резиденции, в которой столько лет прожил среди тишины, снова возвращаясь к борьбе, которую считал законченной, к людям, от которых отрёкся, к работе, от которой отвык.
– Богу на славу! – говорил в сердце своём старик.
IV
В лагере крестоносцев после отъезда епископа долго развлекались разговорами, к которым не много молодёжи могло подстроиться. Плащи с крестами, которые имели на спинах Конрад из Ландсберга и Оттон из Саледен, вовсе их не удерживали от весёлых бесед о светских делах, о приключениях на востоке, в которых красивые женщины играли не последнюю роль, преимущественно о рыцарских делах, о весёлых забавах во время этих экспедиций в Святую Землю, которым сопутствовали не святые кумушки и не набожные певцы.
Говорили о богатой добыче захваченных городов, о похищенных красавицах и об участи, какой позже они подвергались в неволе.
– Заключая из всего, что мы тут видим по дороге, – сказал рыжий Оттон, – ничего подобного в этих краях мы ожидать не можем. Действительно, землю завоевать будет легко, но золота и серебра она не делает… а люди больше похожи на зверей, чем на человека.
– Всё же из Германии к нам наплывут поселенцы, чтобы этот край от языческой дичи освободить, – отозвался старый Конрад.
– А между тем, – рассмеялся Герон, племянник его, – по-видимому, нам нечего ожидать, кроме ран от их копий, а из добычи – кожухов и лубяных щитов!
– Одна вещь будет утешением, – вставил молодой Ганс фон Ламбах, – и признаюсь, что она мне необычайно улыбается; это край охоты! Зверя множество! Где-где, а здесь человек наохотится вдосталь!
– Люблю и я охоту, – сказал товарищ его Герон, – всё-таки мне её не хватает; после охоты хорошо иметь того, перед кем ею хоть похвалиться – тут же будет даже не с кем поговорить.
– Ошибаешься, – прервал его дядя Конрад, – на дворах князей жизнь по-нашему, немецкая, язык наш, песни наши, люди из наших земель…
– Только женщин тут наших не хватает, – рассмеялся Герон.
– Есть и наши женщины, – вздохнул крестоносец, – но то беда, что, как жена князя Генриха, Ядвига… очень святые и набожные, поэтому и на дворах больше слышно псалмов, чем любовных песен.
– Эх, – отозвался Ганс, – напрасно бы уже и лучше не говорить о том, что пробуждает тоску, – поговорим лучше об охоте. Я завтра уже должен ненадолго в лес пуститься, потому что мои руки свербят.
– Мы завтра должны собираться ехать в дальше, – сказал сухо Конрад фон Ландсберг, который командовал всем отрядом.
– Ведь не принуждают, – тише отозвался фон Саледен, – что за принуждение? Мы могли бы дать тут коням отдохнуть один день, а молодёжи дать немного в лесах поохотиться.
– Да, да, – сказал насмешливо Конрад, – чтобы где-нибудь попали на княжеские леса и стражу или на какие-нибудь трущобы епископа или аббата, и проблем бы нам прибавили.
– Ну и что, – крикнул Ганс, – всё-таки тем, кто рискует жизнью в защиту веры от язычества, никто не может запретить невинного развлечения. Я рад бы увидеть епископа или аббата, который посмел бы мне…
Старшие рассмеялись.
– Посмотрите на него, как уверен в себе, а креста не носит! – воскликнул Оттон. – А что же будет, когда вас в Орден примем!
– Так что, если бы нам, крестоносцам, – добавил Конрад, – было разрешено нечто большее, то не вам, которые ещё ими не стали…
– Добавь, дорогой дядя, – сказал Герон, – что, возможно, оба ими не будем никогда; пойти с вами, охотиться на диких людей, согласен, но давать клятву на всю жизнь…
– Этот особенно боиться, – засмеялся Оттон, – как бы его не миновала красивая дама и мягкое ложе.
– Как бы крестоносцы от них не отказывались, – мурлыкнул Герон, – своих не имеют, правда, но зато чужие на рыцарей сладко смотрят…
Смеялись и остроумничали.
Среди беседы молодёжь сумела убедить старых, которые часто заглядывали в кубки, что кони нуждались в отдыхе, а они в охоте. Челядь, коей спешить не хотелось, призванная на свидетельство, подтвердила то, что отдых был спасением для утомлённых лошадей.
Затем, утром позволили Герону и Гансу готовиться к охоте в соседних лесах, о которых никто не заботился, чьи были, ни о разрешении на охоту. Немецким рыцарям казалось, что на целом свете всё было им разрешено.