– Ну почему же.
– Потому что … вас как зовут?
Кравченко подумал и сказал:
– Виктор меня зовут. Продолжайте, господин Гусев. А вдруг поверю?
Гусев снова пожал плечами.
– Вы меня знаете?
– Да как сказать. Личность вы, господин Гусев, в наших весях известная. Многие вас знают.
– Что именно обо мне знают?
– По верхам. Занимались предпринимательством, потом срок вам дали, потом вы вышли, и через несколько лет обрели международное влияние в неких сферах. Кого-то замочили…
– Никого я никогда не мочил! – отрезал Гусев. – Никогда. Слышите?
– Не сердитесь. В вагоне обнаружен ваш пистолет и…
– Я сам знаю, что там обнаружено!
– И вы ни в чем не…
– Нет.
– Не сердитесь, Гусев. Я не исключаю, что вы случайно оказались в этом вашем положении. Расскажите, я послушаю.
– А вот не буду я ничего рассказывать. И требую присутствия адвоката.
– Гусев, возьмите себя в руки. Какой к лешему адвокат? Я ведь вам сказал, что мы не менты. До ментов и адвоката вам еще дожить надо. Хотите дожить?
– Дожить? Не знаю. Виктор … Виктор, да? Не маячьте, пожалуйста … перед глазами. Сядьте, что ли, рядом.
Кравченко снова присел рядом с Гусевым.
– Срок я мотал … было дело … – Гусев о чем-то пораздумывал.
– Несправедливо посадили? – подсказал Кравченко, изображая сочувствие.
– Почему ж несправедливо? Кто-то должен был сесть тогда. Из десяти примерно человек.
– Подставили вас?
– Сам подставился. Можно было и не подставляться, но тогда я бы всю жизнь был кое-кому обязан, а я не люблю быть обязанным. Три года отсидел, вышел. Это не имеет отношения … – он сделал жест рукой, указывая на вагон, вертолет, группу Фикус, все вместе. – То, что Землемер вез с собой какую-то дребедень, я просто не знал, и дела мне до этого не было и нет.
– Землемер? – переспросил Кравченко. – Вы правда думаете, что камешки вез Землемер?
– Ну да. А кто же?
Кравченко помолчал немного и сказал:
– Рассказывайте по порядку.
Ему стало вдруг интересно.
***
…Вышел Гусев – и не удивился, что старые его друзья не хотят с ним иметь никакого дела. Это было понятно – он якобы сдал на суде двух. На самом деле между ними был договор, кому садиться, кому сдавать. Гусев все пункты договора исполнил безукоснительно. Но про него все равно думали, что он – ну, в общем, предатель. Знали, что это не совсем так, но продолжали думать. Понимали, что никакой вины его нет, но дела иметь не хотели.
***
С детства, с приюта, невзлюбил Гусев быт рядовых людей. Бывал в квартирах знакомых сверстников, видел, как живут их родители, и не нравилось ему. Большими способностями в каких-либо областях, таких, что еще в школе заметны, Гусев не обладал. Ни спортсменом, ни ученым, ни политиком быть не собирался. Что остается? Работа руками и работа в конторе, ради прожиточного минимума. Скучная работа до самой старости. Возможности, которые такая работа давала работнику, Гусев видел, и, достигнув отроческого возраста, понял, что спрос с рядовых взрослых – лямка до старости – большой, и отдача несоразмерна с этим спросом. Закончив восемь классов, Гусев пошел в училище, и уже там начал заниматься предпринимательством. Сперва по мелочам – одежка да коньяк. Потом покрупнее – продуктовые базы и строительство. Несколько раз он «горел» – терял приобретенное, и несколько раз получал в морду. Таким образом приобретен был опыт. После этого вес его в определенных кругах начал расти, и рос вплоть до того момента, как его и его партнеров повязали – где-то кто-то недосчитался причитающейся доли, какой-то чиновник обиделся.
***
Выйдя из тюрьмы, Гусев вернулся в родной город и некоторое время мыкался, неприкаянный. Старые знакомые от него отворачивались, говорили – «Да, я потом тебе позвоню; сейчас, ну правда, совершенно нет времени». А как это – позвоню, если у Гусева даже телефона нет?
Наконец устроился Гусев работать сторожем на складе – и очень вовремя. Если своего угла нет, и приходится ночевать на улице, даже в южном городе – быстро изнашивается одежда, какая на тебе есть, и превращаешься ты в бомжа. А бомжей ни на какую работу не берут, а другую одежду взять негде. Разве что ограбить кого-нибудь, но у Гусева с детства была к таким вещам, как грабеж, стойкая неприязнь.
Некоторое время Гусев спал на том самом складе, который охранял, но на первую же получку снял себе комнату – каморку на втором этаже глиняного сарая, зато с отдельным входом. Отхожее место помещалось во дворе: будка в человеческий рост, с толстой доской горизонтальной, а в доске дыра. Запиралась изнутри на крючок чуть толще булавки. Вода тоже была во дворе – в водокачке. Покачаешь ручкой – льется. То, что не используешь, льется дальше по склону, под ограду и на улицу, и по улице вниз, вниз, к центру, к кафе и пляжам. За окном каморки рос инжир. Хозяйка была старая, тощая, похожа на ведьму, но согласилась на небольшую плату и с расспросами не лезла. У хозяйки имелась собака, огромная черная овчарка, с которой хозяйка Гусева познакомила, и сказала, что он свой. Собака нехотя поверила. Наступила желанная передышка.