— То есть ты не отрицаешь что Мещерскую трахаешь? — грубый тон неприметного резанул по ушам. Провоцирует. Вот сейчас мне бы вспылить… и уронить в глазах генерала свой имидж человека, который в состоянии себя контролировать. Не знаю, с какой целью тут провокация идет, может быть вокруг палатки уже сформирована запечатывающая техника или печать портала, который выкинет меня на Меркурий или на острова Пасхи, вот сейчас я с места вскочу и заору на этого неприметного, или пощечиной ему челюсть выверну — и все, привет раскаленные озера жидкого металла, говорят в это время года курорты Меркурия просто очаровательны, четыреста градусов по Цельсию в тени. Но не это удерживает меня. Меня удерживает то, что я терпеть не могу когда мной манипулируют. Тем более так явно. Что же. В эти игры можно играть вдвоем… а уж себя контролировать я умею. Посмотрим, насколько устойчив к стрессу неприметный… который так и не представился.
— Трахаю — улыбаюсь я и закидываю ногу на ногу. Сидеть, развалившись в походном кресле из металлических трубок и парусины — это надо уметь, но я умею. Я улыбаюсь — едва-едва, кончиками губ. Так называемая «Улыбка Будды», техника, позволяющая поднять свой внутренний уровень комфорта и контроля, мелочь, но все же.
— И не только ее — добавляю я: — много кого еще трахаю. И вот эту вашу спутницу, которая одноглазая — тоже бы трахнул. Я вообще в этом вопросе довольно неприхотлив. Вот тебя в платье нарядить… хотя нет. Уж извини, но нет. Нет, можешь даже не уговаривать. А вот Хави Ярость Бури, которая в красном и белом, которая тут молчит и глазом стреляет — даже сильно просить не надо. Оттрахаю прямо тут, как-никак СИБ, надо уважение проявить. Без очереди.
— Что⁈ — на лбу у неприметного вздувается синяя жилка вены, он багровеет и вскакивает на ноги: — ты!
— Пшш… — раздается такой звук, будто из автомобильной шины спускают воздух и вскочивший было на ноги неприметный — тут же теряется, замирает на месте, а потом — осторожно опускается в кресло.
— Влад, господин Троицкий — оставьте нас — раздается голос, и я вдруг понимаю, что этот вот звук «Пшш…» — издавала та самая Хави Ярость Бури, которая сейчас садится в походное кресло напротив меня. А еще я вдруг понимаю, что мы с ней в палатке совершенно одни и что ни генерала Троицкого, ни неприметного типа в штатском с нами нет. Как? И когда они успели уйти? И разве генерал Троицкий не выражал желание присутствовать? И… почему тут так душно?
— Это был… интересный разговор… — говорит госпожа Ирина Васильевна Берн и стучит длинным мундштуком из слоновой кости по хрустальной пепельнице. Я замечаю, что в этой самой пепельнице много окурков женских сигарет — тонких и изгибающихся, словно маленькие белые черви в попытке уклониться от путешествия на рыбалку. Над пепельницей поднимается дым и что-то неправильное — колет меня в самую душу.
Кто я? Что тут делаю? И почему у Ирины Васильевны такое хмурое и сосредоточенное лицо? Почему-то мне охота упасть на колени перед ней, пасть на покрытую парусиной палатки землю и взмолится о служении, о готовности целовать ее следы, быть ее подстилкой, о которую она вытирает ноги, служить и преклоняться, ведь Ирина Васильевна — аватара бога на земле! Я что-то говорю и говорю, а богиня… нет — Богиня — хмурится. Она недовольна! Чем я заслужил такое? Как может хотя бы тень заботы и огорчения появляться на этом белоснежном и совершенном лице⁈ Нет, я что-то сделал не так, меня надо наказать, какая жалость что я такой неуязвимый, но я все еще могу вырвать самому себе глаз… если ей он нужен.
— Спасибо за сотрудничество — говорит Богиня Ирина Васильевна и машет рукой: — ступай, Уваров… мне все ясно. Впредь будь хорошим мальчиком. И позови там Троицкого…
В этот момент что-то внутри меня лопается. Хорошим мальчиком. Нет, никогда не был и не буду. Я расслабился! Это же явная психотехника, атака на подсознание, на таком уровне, что в моем мире и не снилась! Ментальная магия? Стоп, прекратить панику, взять себя в руки. Выдох, представляя как внутри черепа возникает сияние, как свет изгоняет из тела и души темные эманации чужого влияния, прикусить кончик языка, выдохнуть еще… боль и дыхание — это все, что остается сейчас в мире. Я закрываю глаза. Кто я? Я — гвардии лейтенант Уваров. Что я тут делаю? Я преклоняюсь перед Богиней Ириной Васильевной. Стоп. Откуда я знаю ее имя⁈ И еще — откуда тут взялась пепельница и почему она уже полная. Стоп. Анализ. Анализ. Анализ.
Все ясно. Я открываю глаза. Нет, внушение, навязанной агентом СИБ, Ириной Васильевной Хави Ярость Бури — осталось и я по-прежнему считаю ее Богиней и самой желанной и великой женщиной на планете… вот только… люди не раз восставали против своих кумиров и где много поклонения и фанатичной любви — оттуда один шаг до такой же фанатичной ненависти. И я могу управлять собой, а значит могу управлять своими эмоциями, ментальный якорь врезанный агентом СИБ в мое подсознание — останется там надолго, если не навсегда, но теперь я могу изменить свое отношение к тому факту, что Ирина Васильевна Берн, агент СИБ — Богиня. Холодная ярость наполняет меня, освобождая от оков нерешительности и слабости, я чувствую, как внутри плещется сила. Но я не даю своей первой реакции перехватить контроль над телом и сломать Ирину Васильевну Берн пополам, разорвать ее на кусочки и надругаться над каждым куском индивидуально. Нет, я хочу показать ей что все еще контролирую себя. И себе тоже. Поддаться сейчас эмоциям, неважно поклонению Богине или ненависти к ней же — значит проиграть. Потому я стискиваю зубы и поворачиваюсь к ней. Она вопросительно поднимает брови. Она уже считает, что выиграла, да, точно. Вот откуда все эти окурки в пепельнице — она уже допросила меня, и я уже выложил ей все, что знал! И я попросту забыл все… ну или был не в состоянии что-то помнить в принципе!
Этот мир продолжает изумлять и пугать меня, в любом другом мире обладание неуязвимым телом означало бы доминирование в планетарном масштабе, а тут… я выдыхаю еще раз. Остынь, Уваров.
— Боюсь, что я не смогу позвать генерала Троицкого — сухо отвечаю ей я: — я вам не мальчик на посылках, а гвардии офицер. За генералом, девочками, водкой и цыганами — можете своего сотрудника посылать. У вас ко мне вопросов больше нет?
—… — недоуменно моргает своим единственным глазом она и я вдруг понимаю, что второй глаз, тот, что под повязкой — ярко-синего цвета, совсем как у валькирии Цветковой. Один карий, а второй — васильково-синий, как странно… так, стоп. Значит я видел ее без повязки? Когда?
— Володя — мягко говорит Ирина Васильевна: — ты будешь делать все, что я скажу. Не зарывайся. А сейчас встал на колени и облизал мне сапоги, тут у вас грязь… офицер гвардии должен уметь пользоваться языком.
— Это у вас в голове помутнение — улыбаюсь я и вижу как глаза у агента СИБ — округляются… вернее — глаз. Один. Но почему-то я уверен, что и второй, тот, что скрыт за повязкой — тоже округляется. Я уже взял себя под контроль, я уже защитил все центры принятия решений в мозгу, укрепил волевую составляющую, создал «Клетку Духа», как ее называют психоаналитики КДР. Последует ли сейчас ментальная атака? И смогу ли я сопротивляться ей, если я уже готов к отражению?
— Как гвардии офицер — я, конечно, умею пользоваться всеми частями тела. — делаю я шаг к ней: — и воспринимаю ваши слова как приглашение. Сапоги лизать я не буду… впрочем я думаю, мы определимся кому и как и что именно делать… в процессе разберемся… — я делаю к ней еще один шаг и она кривит рот. Привычным движением руки — поднимает повязку на глазу, и я вижу эту ярко-синюю, васильковую бездну… которая зовет к себе… и только мгновенным блокированием нервных рецепторов в глазах — я смог остаться в сознании. Со стороны это выглядит так, будто я все еще смотрю ей прямо в глаза, я даже моргнул, чтобы было правдоподобнее, но на самом деле — я ни черта сейчас не вижу. Все ясно, агент СИБ Ирина Васильевна Берн, которая сидит в Штабной палатке, на самом деле вовсе не Хави Ярость Бури, никогда не стал бы Хави Ярость Бури работать на службы безопасности. Она — Медуза Горгона.