— Номер?
Оля вскинула голову, только сейчас обнаружив стоящего позади мужчину. Тот держал в руках журнал и что-то быстро записывал.
— Простите? — Ольга вопросительно вздернула бровь.
Мужчина поднял глаза, подчеркнуто замедленно повторил:
— Твой личный номер.
Прыснула в кулак Анюта, сзади обидно хохотнули, донеслось презрительное:
— Да она, похоже, тупая. Даже номер запомнить не может.
Почувствовав, что краснеет, Оля пробормотала:
— Семь… семьсот тринадцать.
— Громче, — мужчина смерил ее ледяным взглядом.
— Семьсот тринадцать! — отчеканила Оля.
Мельком взглянув на мишень, мужчина кивнул, что-то отметил в журнале, и двинулся дальше.
Анютка покачала головой, скорчив страшную рожу, прошептала:
— Ох, и написал он тебе…
— Что? — Ольга подобралась.
Позади раздалось вкрадчивое:
— Он написал, что ты провалила занятие.
Обернувшись, Оля едва не уткнулась в склонившуюся к плечу Элеонору, спросила хмуро:
— И что теперь?
Элеонора хмуро пробормотала:
— За это наказывают… хотя, есть выход. — Она провела язычком по пухлым губкам, добавила томно: — Ты должна будешь всего-навсего ему… отсосать.
Ольга подмигнула, приблизив губы к уху Элеоноры, вкрадчиво прошептала:
— Надо понимать, вы, с Анютой, так и отрабатываете?
Элеонора всплеснула руками, сказала с чувством:
— Конечно! Как иначе?
По ушам ударил громогласный голос:
— Наушники снять, оружие на место, все на выход.
Вокруг засуетились, послышалось металлическое звяканье. Прежде чем раствориться в толпе, Элеонора на прощание бросила:
— И не забудь. Всего один минет и ты в белом. Не доводи до наказания.
Не желая толкаться, Оля дождалась, пока зал опустеет, положила пистолет к остальному оружию, повесила наушники и двинулась к выходу. Возле двери, скрестив руки на груди, замерла лейтенант. Окинув взглядом помещение, она вышла следом, окликнула негромко:
— Семьсот тринадцатая.
Ольга успела сделать несколько шагов, прежде чем запоздалое понимание мелькнуло вспышкой, заставив остановиться. Дождавшись лейтенанта, Ольга пошла рядом, глядя себе под ноги.
Гюрзель некоторое время молчала, затем произнесла усталым голосом:
— Не скажу, что мне есть до этого особое дело, но на всякий случай предупрежу, чтобы не наделала глупостей. За недостаточное старание здесь наказывают, порой, жестоко. То, как ты сегодня отстрелялась, тянет как минимум на… — она замолчала.
Оля хмуро шла рядом, ожидая приговора, не слыша продолжения, повернула голову, переспросила:
— Как минимум?..
Лейтенант кашлянула, сказала хрипло:
— Это не существенно. Важно другое. Я слышала, что тебе говорили девчонки. Не вздумай последовать совету.
— Это было бы смешно, — не сдержавшись, Оля усмехнулась:
— Это было бы грустно, — с нажимом произнесла Гюрзель. — Всем инструкторам на этот счет даны особые распоряжения. Просьба о поблажке, расценивается как подкуп, со всеми вытекающими.
Ольга вновь нахмурилась, спросила осторожно:
— Подкуп? С какой целью мне может понадобиться…
— Цель может быть любой, — жестко отчеканила лейтенант. — От послабления режима, до побега с территории.
— Но зачем?!
— Ты сюда приехала по своей воле? — насмешлив изогнув губы, поинтересовалась Гюрзель.
Ольга осеклась, вновь уткнулась взглядом в пол.
— Короче, — лейтенант сделала рукой отстраняющий жест, — поблажек не жди, на провокации не ведись, работай в полную силу. Все.
Потянуло теплым воздухом. Преодолев последние ступеньки, они вышли наружу. Смех и шушуканье мгновенно прекратились, девушки выпрямились, глядя строго перед собой. Ольга тут же юркнула в сторону, пристроилась с краю, застыв вместе со всеми.
«Гюрза» неторопливо прошлась перед отрядом, кому-то стукнула по чересчур расслабленному животу, кого-то одернула за выбившуюся из брюк рубаху, сказала кровожадно:
— Ну что ж, развлечение закончилось, вас ждет полоса препятствий.
Возвращаясь в казарму, Ольга ощущала, что тело живет какой-то своей жизнью: игнорируя команды разума, ноги загребали песок, запинаясь на ровном месте, норовили подломиться, уронив хозяйку на землю, руки болтались из стороны в сторону, онемев почти до полной нечувствительности, в плечах саднило, а глубоко в спине при каждом шаге что-то вздрагивало, отзываясь тупой болью.
Дотащившись до кровати, она рухнула как подкошенная. Сил не хватило даже на то, чтобы снять кроссовки. Сквозь гул в ушах с трудом проникали какие-то звуки, настолько далекие, что лишь спустя несколько минут, Ольга разобрала, что звуки являются ни чем иным, как шорохом кед соседок по казарме, входящих и выходящих из умывальника.