Глава 18
Геннадий Леонидович слушал, не перебивая, но с каждым сказанным словом его лицо становилось все задумчивее. Под конец он даже привстал, видимо, собираясь пройтись по комнате, но, взглянув на Ольгу, сел обратно, сказал с сомнением:
— Мне непонятны два момента. Первое, почему Виолетта, так зовут девушку, что ты описала, не убила тебя прямо в квартире, и второе… Почему она не пристрелила тебя на пустыре, ввязавшись в ненужную рукопашку?
— Я выбила у нее пистолет, — напомнила Ольга.
Шеф покачал головой, сказал отстраненно:
— На задания она всегда берет с собой два пистолета. Всегда.
Ольга нахмурилась, сказал с вызовом:
— Я не понимаю, к чему вы клоните, но… разве это не вы послали ее?
— Зачем? — вопрос, ответ на который до того казался Ольге закономерным, неожиданно обрел неоднозначность.
— Чтобы наказать, посмотреть на травлю, уничтожить наконец! — Ольга пыталась говорить веско, но чувствовала, что с каждым сказанным словом уверенность испаряется.
Геннадий Леонидович прищурился, сказал с непонятной интонацией:
— Ты что, серьезно считаешь, что ради наказания новичка я перебью сотню человек, оторвав для этого от дел половину агентов?
Ольга ощутила, как лицо заливает краска. Неужели все ее расчеты оказались бредом испуганной девчонки? Как утопающий хватается за соломинку, Ольга схватилась за последний аргумент, вскричала с вызовом:
— Но разве не вы сказали во время последней встречи — готовься к худшему?
Шеф вздохнул, его лицо на мгновение разгладилось, потрясенная, Ольга увидела в нем отеческую нежность, но спустя секунду, перед ней был прежний Геннадий Леонидович, жесткий и расчетливый. Усмехнувшись, он бросил сурово:
— Все верно, за проколы следует наказание, и в особо тяжелых случаях наказывают смертью. Но, поверь, это происходит быстро и безболезненно, без ненужного шума и уж тем более без лишних жертв. В твоем случае я просто передал задание более подготовленному агенту.
— Но ведь я провалила задание, разве вы не собирались меня наказать? — Ольга окончательно растерялась.
— Собирался, — шеф кивнул. — Хотел отправить в одну из горячих точек, чтобы ума набралась. Но после передумал.
— Тогда кому все это понадобилось? — во взгляде Ольги, брошенном на шефа, больше не было ненависти, лишь доверчивая надежда на старшего, что объяснит, поможет, защитит.
Геннадий Леонидович мотнул головой, сказал жестко:
— Кому — не знаю, но для чего, догадываюсь…
Со двора послышался шум моторов, донеслись приглушенные голоса. Покосившись на Ольгу, шеф поднялся, осторожно выглянул в окно, некоторое время внимательно изучал двор, затем вернулся, сел на прежнее место, о чем-то напряженно размышляя.
— Так для чего же? — Ольга робко повторила вопрос. Она готова была провалиться под землю от стыда, но ситуация требовала окончательного разрешения, и она выжидательно взглянула на шефа.
Геннадий Леонидович уже открыл рот для ответа, но в этот момент задребезжал звонок входной двери. Шеф встал, направился в коридор, бросив через плечо:
— Сиди, не высовывайся. Подозреваю, кто это может быть, но… постараюсь урегулировать.
Щелкнул замок, скрипнула, отворяясь, дверь, а спустя мгновение по ушам хлестанул грохот выстрела. Присев от испуга, Ольга обернулась, с ужасом глядя в коридор, откуда, замедленно двигая руками, медленно полз Геннадий Леонидович, цепляясь ногтями за линолеум, он короткими рывками подтягивал тело вперед. Его лицо перекосилось, губы шептали что-то неслышное.
В прихожей послышалась возня, донеслось хриплое:
— Добивай. Но тут еще где-то девчонка была, ее тоже. Да осторожнее, на пулю не нарвись.
Раздались один за другим три выстрела, Геннадий Леонидович дернулся всем телом, изогнулся, в его спине возникли кровавые отверстия. Не в силах отвести взгляд, Ольга смотрела, как голова шефа с глухим стуком ударилась об пол, изо рта потянулась красная струйка. Разум отказывался поверить, что этот человек, которого она только что едва не убила из-за собственной глупости, все равно мертв, и сейчас должно произойти нечто страшное.
Грохоча ботинками, из коридора выскочил мужчина в маскировочной форме, окинув Ольгу холодным взглядом, принялся поднимать пистолет. Разум оцепенел, но вбитые с кровью в лагере рефлексы сработали. Сбивая противнику прицел, тело качнулось сперва в одну, затем резко отклонилось в другую сторону. Выстрелы прозвучали одновременно, позади с грохотом разлетелось стекло, а противник с удивленным выражением лица мягко осел на пол.
Загремело, из коридора выметнулся еще один мужчина: на лице ярость, рот перекошен в крике. С холодным остервенением Ольга выпустила в него всю обойму, с отстраненным любопытством наблюдая, как из груди бьют фонтанчики крови. По ушам хлестнул далекий крик:
— Ванек! Ребята, она Ванька сложила. Дави суку!
Ольга ощутила, как в груди, на уровне сердца, зарождается жар, быстро распространяется, охватывая тело огнем. Откуда-то пришла стойкая уверенность — это последний бой, живой не уйти. Возникло ощущение свободы, сопровождающееся невероятной легкостью. Мозг пронзило понимание, что именно покойный шеф называл отличным результатом: когда знание абсолютно и нет страха, когда тело и разум действуют в едином порыве, доводя ритм работы организма до запредельных величин, когда выполнимо все, а степень сложности задания не имеет значения, когда короткие мгновения растягиваются в бесконечность, уничтожая само понятия времени.
Захохотав, Ольга отбросила ненужный более пистолет, бережно сняла со стены меч. Рукоять удобно легла в ладонь, влипнув, словно влитая. Привыкая к оружию, Ольга крутанула меч так, что взвыл воздух, шагнула вперед. Из прихожей выскочил боец, повел стволом автомата, выцеливая хрупкую фигурку. Резкий взмах, холодно вспыхнув, клинок рассекает воздух. Горло бойца вскрывается, словно тонкая фольга, алые капли фонтаном пронзают воздух. Едва закончив движение, Ольга прыгнула вперед.
Прихожая забита людьми в серо-зеленой одежде: перекошенные ненавистью лица, распяленные в крике рты. Ольга взвихрилась стальным смерчем, ввинтившись в центр группы. Тело превратилось в механизм, четкие скупые движения, словно часы, где каждая шестеренка подчинена единому ритму. Удар, отсеченная кисть падает на пол сжимая бесполезный пистолет. Короткий взмах, ткань рубахи распадается, разрез окрашивается кровью, а секундой позже мужчина оседает, зажимая руками выползающие внутренности.
Напротив лица возникает пистолет, тело отклоняется, уходя с траектории выстрела, далекий грохот касается слуха, щеку обжигает поток воздуха, где-то позади звенит разбитое стекло. Взмах. Клинок взмывает вверх, оставляя на теле бойца кровавую роспись. В глаза брызжет корячим. Это не страшно, сейчас зрение почти не нужно. Тело само знает, что делать.
Кровь заливает лицо, горячими ручейками стекает по щекам, пятная костюм и пьяня терпким ароматом. Прихожую пронизывает липкий густой страх, бойцы оседают один за одним, застывая нелепыми фигурами: отрубленные конечности, распоротые животы, ноги скользят по раздавленным внутренностям. Последний боец, что до этого времени прятался за спинами других, защищен бронежилетом, но это ничего, ведь меч не пуля. Тело проваливается в приседе, выстреливая в противника снизу вверх, руки сотрясает от удара.
Мелодичный, словно звон хрустального бокала, треск, в руках остается рукоять с обломком лезвия, а противник, сжимая руками торчащий из груди клинок, заваливается навзничь. Плата за смерть взята с лихвой и скользкая от крови рукоять замедленно падает на пол. Оружие не должно переживать хозяина.
Снизу доносятся вопли и приближающийся топот. Нащупав на скользком полу оружие, пальцы сжимаются на рукояти: один пистолет, второй. Времени на перезарядку не будет, да она и не понадобится. Уходить некуда, поэтому… Короткий разбег навстречу нападающим, пока они не ожидают. Быстрее, еще быстрее.