И в то же время, повернувшись к спутникам, Санъяра увидела, что бассейн всё ещё на месте и над ним по-прежнему клубится таинственный туман. А очертания плоскогорья полностью повторяют контуры той лесистой горы, где они находились минуту назад.
— Что происходит? — спросила валькирия, чувствуя, как в голос пробирается предательская паника. Никакие навыки катар не подсказывали, что могло случиться и как вести себя в подобной ситуации.
— Это другой мир, — тихо сказал Вейде.
Санъяра взволновано обернулась на Нарана, но тот молчал. Стоял спиной к бассейну и как будто бы вообще никого не замечал. Тогда она снова повернулась к Вейде и переспросила:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мир до Звездопада, — спокойно откликнулся талах-ир и задумчиво, неторопливо огляделся по сторонам — скалистая пустошь распростёрлась вокруг горы со всех сторон.
— Что за чушь? — спросила Игре. Санъяра отметила, что впервые с начала путешествия в голосе талах-ан появился страх. — Не понимаю. Ничего не могу понять!
— Другой мир… — повторила Санъяра и повернулась к крылатому, который привёл их в это странное место. — Наран! — с нажимом окликнула она. — Скажи, мы сможем вернуться назад?
13
Вейде всегда тяготел в тому, чтобы рассуждать последовательно. Что братьям по Крылу всегда казалось ужасно странным. Он долго определялся с направлением, которому хочет посвятить жизнь. В то время как большинство талах-ир с детства знали, хотят ли они стать скульпторами или живописцами, танцорами или музыкантами, Вейде ощущал склонности сразу к нескольким видам искусства и в то же время ни к какому в отдельности. Откровенно говоря, больше всего ему нравилось читать истории древних и, оживляя замершие в древних словесных оборотах образы, слагать новые вирши, наделять всем известных героев характеров и мотивами, которые были бы понятны ему самому, и рассказывать свои версии старых легенд.
Но никакого подобного вида искусства у валькирий не было.
Можно было пытаться облечь его выдумки в картины — плоские, на старинный манер, или волновые, с симуляцией запахов и объёма. Можно было пытаться выразить посетившие его чувства в танце… Можно было пытаться перенести их в музыку.
Вейде всё это пробовал и у него даже получалось неплохо, но он чувствовал, что создаёт только что-то вроде дополнений, иллюстраций к тому, что творится у него в голове.
Он рассказывал о своей проблеме разным учителям, но никто и ничего не мог ему подсказать. И только Наран оказался первым, кто дослушал его до конца и всерьёз. Правда, вместо того, чтобы дать совет, Наран покивал и заинтересовано спросил, что ещё Вейде думает о решении Просветлённого создать касты, чем, по его мнению, можно объяснить это желание и почему Вейде считает, что соратников Просветлённого не могло быть ровно двенадцать человек.
Вейде не заметил смены темы разговора. Все эти вопросы были ему действительно интересны, и он с жаром принялся рассказывать о том, что, по его мнению, не клеится в каноническом своде летописей. Постепенно, слово за словом, он приходил к выводу, что кроме двенадцати рукописей, которые изучают в каждом храме, должны быть ещё.
И понеслось.
Разговаривая с Нараном по лучу, Вейде выражал то, чего никак не мог выразить в музыке и рисунках. Его понимание легенд развивалось по мере того, как он рассказывал их, и постоянно углублялось. А Наран слушал. И в какой-то момент Вейде поймал его на том, что собеседник записывает.
А потом, спустя время, Наран предложил отправиться в путешествие.
Не проработанность концепции этого путешествия Вейде немного удивила. Он вообще-то думал, что у талах-ар всегда есть план.
Сам он, хоть и был талах-ир, никогда бы не вышел в дорогу, не удостоверившись в точности координат и ещё в некоторых вещах, которые Наран как будто пропустил мимо внимания.
А теперь, когда они оказались в абсолютно незнакомом — и вообще, не существующем, с точки зрения здравого смысла — месте Вейде с ужасом видел, что Наран просто стоит и как будто бы вовсе не готов сказать, что им делать дальше.
Первые несколько минут это казалось естественным, но время шло. Игре уже успела облазить все окрестности — ту их часть, которую можно было достичь, не спускаясь с горы — и, вернувшись назад, объявила:
— Тропинка перебита.
— Что? — только после этого Наран сменил позу и озадачено посмотрел на спутницу. Вейде даже показалось на секунду, что друг вообще забыл о том, что прибыл сюда не один.