– Но ведь леди Моргана наверняка рассердится, что я надела платье из ее гардероба, – заметила Кили.
– Конечно, – согласилась с ней леди Дон. – И это чудесно! Пусть позлится.
– Нет, я не могу надеть этот наряд, – заявила Кили.
– Ваш отец старается сделать вам приятное, – сказала леди Дон, с упреком поглядывая на Кили. – Неужели вы хотите отплатить ему черной неблагодарностью?
Кили вздохнула. Герцог принял ее в свой дом, и она не могла отрицать, что он действительно был очень добр к ней.
– Фиолетовый цвет – в тон вашим глазам, он очень идет вам, – начала убеждать ее графиня. – Кстати, граф Бэзилдон собирался сегодня навестить вас.
– Но почему он вдруг решил снова встретиться со мной? – изумилась Кили.
– Очевидно, Деверо покорила ваша красота, – ответила леди Дон. – Ваш отец позволил ему заехать.
– Ну хорошо, – согласилась Кили, не сводя восхищенного взгляда с платья и туфелек. – Если вы действительно считаете, что мне следует…
– Да, я так считаю, – перебила ее леди Дон. – Я даже согласна помочь вам уложить волосы.
– Графиня не должна заниматься тем, что обычно делают слуги.
– Считайте меня своей тетушкой, – заявила леди Дон, однако тут же нахмурилась и сказала: – Впрочем, нет, так не пойдет. Я слишком молода, чтобы иметь восемнадцатилетнюю племянницу. Представьте лучше, что я ваша старшая, более опытная и мудрая, сестра.
Кили, пряча улыбку, надела платье и туфельки. С сияющим от радости лицом она повернулась к графине и сказала:
– Мне просто не верится, этот наряд мне впору.
– Вы настоящая красавица, – заметила леди Дон, восхищенно улыбаясь. – Хотите взглянуть на себя?
Кили кивнула, ей не терпелось полюбоваться новым нарядом. Леди Дон открыла дверь и жестом пригласила Кили следовать за ней. Введя свою подопечную в какое-то помещение, леди Дон сообщила:
– Это спальня вашего отца.
Роскошно обставленная просторная комната была украшена персидскими коврами, устилавшими пол, и яркими гобеленами, висевшими на стенах. Сквозь высокие окна в помещение проникали солнечные лучи. За ширмой стояло трюмо.
Оказавшись перед зеркалом, Кили с изумлением взглянула на свое отражение. Она не узнавала очаровательной юной красавицы.
Лиф парчового платья плотно облегал фигуру и имел глубокий вырез в форме каре. Длинные узкие рукава спускались ниже запястий.
Кили чувствовала себя в этом платье настоящей принцессой. На ее лице появилась восторженная улыбка, но она тут же погасла, когда Кили обратила внимание на то, что глубокий, слишком смелый вырез выставляет на всеобщее обозрение верхнюю часть ее груди. Кулон в форме головы дракона теперь сиял на фоне безупречной кожи цвета слоновой кости и привлекал внимание к ложбинке между полушариями. Кили закусила губу, застыв в нерешительности.
Леди Дон засмеялась, догадавшись по выражению лица девушки о мучивших ее сомнениях.
– Скажу, не кривя душой, что Моргана никогда не выглядела в этом платье столь прелестно, как вы, – заявила она.
– Мне кажется, моя собственная одежда больше идет мне, – нерешительно сказала Кили. – Лиф этого платья скроен слишком смело, как вы думаете?
– Он соответствует всем стандартам, принятым при дворе, и вполне приличен для девушки, – не согласилась с ней графиня. – Пойдемте, моя дорогая, отец хочет поговорить с вами.
Довольная тем, что ей не надо снова облачаться в собственное платье, Кили последовала за леди Дон. Миновав коридор, они спустились по лестнице.
– Благодарю вас, леди, – сказала Кили у дверей парадного зала.
Нежно поцеловав ее, графиня удалилась.
Когда Кили вошла, герцог, стоявший у камина, окинул ее внимательным взглядом с головы до ног. Кили смущенно потупила взор, совершенно очаровав герцога своей скромностью. Когда он подошел к дочери, она застенчиво взглянула на него.
– Ты удивительно похожа на свою мать, – сказал герцог хрипловатым от волнения голосом. Воспоминания вновь нахлынули на него. – Давай присядем.
И герцог подвел ее к одному из стульев, стоявших напротив камина. Они сели. Кили сложила руки на коленях и опустила глаза, испытывая чувство неловкости. Всю свою жизнь она мечтала обрести отца, и вот когда ее страстное желание наконец осуществилось, она не знала, что сказать и как себя вести. Отец казался ей чужим человеком.
Бросив украдкой взгляд на герцога, Кили увидела, что он пристально вглядывается в ее лицо.
– Благодарю за то, что вы пригласили меня переночевать в вашем доме, – сказала Кили, нарушая молчание.
– Это твой дом, – промолвил герцог.
– Нет, это не мой дом, – возразила Кили, глядя в огонь, потрескивавший в камине. – Дом – это не просто жилище, это люди, которые тебя любят и которых любишь ты.
– Я люблю тебя, Кили, – сказал герцог.
– Нет, вы не можете меня любить, – не согласилась она. – Ведь вы даже не знаете, что я за человек.
– Ты – плоть от плоти и кровь от крови моей, – сказал герцог. – Когда ты станешь матерью, то поймешь, почему я так быстро проникся к тебе любовью и с такой легкостью говорю тебе о ней.
– Как вам будет угодно, ваше сиятельство, – тихо промолвила Кили, потупив взор.
В зале воцарилось тягостное молчание. Гордость заставила Кили отвергнуть любовь герцога, хотя ей очень не хотелось причинять ему боль. Но Кили не могла забыть, что отец бросил ее мать.
– Я понимаю причину твоей сдержанности, дитя мое, – продолжал герцог. – И прошу тебя, как отец, дать мне шанс заслужить твою любовь.
– Вы произвели меня на свет, – поправила его Кили, не замечая, что в ее голосе звучит упрек. – Вы никогда не были мне отцом.
«Никогда не забывай, что он заставил Меган страдать, – напомнила она себе. – Никогда не забывай, что англичанам, а особенно английским лордам, нельзя доверять».
Герцог встал и прошелся по залу, собираясь с мыслями. Он видел, что его дочери нанесены глубокие душевные раны, и понимал, что должен тщательно подбирать каждое слово в разговоре с ней.
Кили огляделась. Накануне она была слишком возбуждена и не обращала внимания на окружающую обстановку.
Помещение, в котором она сейчас находилась, выглядело еще роскошнее, чем парадный зал в замке Ладлоу. Здесь было два камина. Сверху со стропил свешивалось множество флагов Толбота. Стены украшали медные подсвечники и яркие шпалеры со сценами охоты. Но один гобелен отличался от всех остальных. На нем были изображены сидящие рядом девушка и единорог.
Кили подошла к этой шпалере. Она необъяснимым образом притягивала ее к себе. Кили хотелось прикоснуться к тканому ковру, потрогать его. Закрыв глаза, девушка прижала ладонь правой руки к гобелену и ощутила дух матери. Чуть заметная улыбка тронула губы Кили.
Остановившись за ее спиной, герцог сказал дрогнувшим от волнения голосом:
– Этот гобелен выткала для меня Меган. Он и кулон в форме туловища дракона – все, что осталось у меня от нее и что напоминало о ней в течение восемнадцати лет. И вот теперь у меня есть ты.
Кили медленно повернулась к нему и, прижимаясь спиной к висевшему на стене гобелену, чтобы ощущать присутствие матери, пристально вгляделась в глаза герцога, которые были такого же редкостного оттенка, как и у нее.
– Да, вы любили ее, – промолвила она. – И понесли невосполнимую утрату.
– Я потерял больше, чем Меган. Я лишился ни с чем не сравнимого удовольствия наблюдать, как ты растешь и превращаешься из маленькой девочки в женщину, – сказал герцог. – Что бы ты ни думала обо мне, я – твой отец и всегда буду заботиться о тебе.
У Кили от волнения пересохло во рту. Она не могла допустить, чтобы ее отношения с отцом строились на лжи.
– Я хочу сделать вам одно признание, – начала Кили и, помолчав немного, продолжала: – Я язычница.
Как ни странно, но герцог только улыбнулся, услышав ее слова.
– При дворе все ведут себя как язычники, – заметил он. – За исключением, конечно, Елизаветы и Берли. Ты даже представить себе не можешь, что там порой творится.